Здесь что-то когда-то случилось. Андрей напрягся, припоминая: он уже успел выслушать немало баек из истории отеля, у которого было в городе столько недоброжелателей, что любая безобразная пьянка в номерах, не говоря уже об экстраординарном случае вроде самоубийства (о самоубийстве — кто-то прыгнул с верхней обзорной площадки — ему рассказывали точно), мгновенно становилась то ли преданием, то ли уликой, подшитой к делу. И было что-то такое еще, с общей эвакуацией гостей… пожар?.. химическая угроза?..
Он старался рассуждать отвлеченно: удобно и вроде бы легко для человека, по определению пребывающего вовне. Он шел сквозь людей, охваченных диким, материальным ужасом, и постепенно их страх проникал, словно едкая щелочь, через прозрачную пленку времени — и разъедал пространство, и становился невыносимым. Скорее бы все это кончилось. Двадцатый, двадцать первый, двадцать второй этаж. Или уже двадцать третий? — надо заглянуть в коридор и проверить. Да, слава богу, двадцать третий.
В коридоре оказалось не то чтобы посвободнее, но здесь люди мельтешили хаотично, в разных направлениях, как он уже привык. Андрей, не останавливаясь, прошел к своему номеру, на ходу шаря в кармане в поисках карточки-ключа, почему-то казалось важным проделать опыт сразу, без паузы, с разгону, как он проходил сквозь вращающуюся дверь — словно только так и можно было обмануть безвременье. Карточка скользнула в щель легко и точно; ничего тут никогда, с момента постройки, не менялось и не передвигалось в пространстве. На замке вспыхнула зеленая лампочка. С веселым недоверием Андрей распахнул дверь.
*
В номере все оставалось по-прежнему; а он уже был готов к тому, чтобы встретить здесь всех — за всю недлинную, но все-таки историю отеля — бывших и, возможно, будущих его постояльцев, не говоря уже об их многочисленных пожитках и чемоданах. Нет, просто мой номер, убранный с утра, с профессионально застеленной конвертом кроватью, моим рюкзаком на полу, моей кружкой на тумбочке и моим нетбуком, стоящим рядом на подзарядке.
Странно; хотя, кажется, я понял.
Здесь — мое пускай мимолетное (что, впрочем, потеряло релевантность), но все-таки личное пространство, оно сохранило отпечаток моего времени, очертило своими стенами границы моего хроноса. Безвременье не добралось сюда, не преодолело преграды из крапчатых обоев и тяжелых портьер с кистями, символизирующих роскошь вне рамок какого-либо вменяемого стиля; но так даже и лучше. Не зря я всю жизнь любил отели и умел обживаться в них в считанные минуты, уже через час ощущая себя по-настоящему дома. Да, тут мое личное пространство, мой хронос, мое время. Осталось только закрепиться в нем, встроиться, вжиться назад — и спокойно, без проблем выйти наружу, передвигаясь синхронно во времени и пространстве, как все нормальные люди.
