– Холуи тирана! – бросил Некрич вслед удаляющимся огням.
– Раз пронесло, надо скорее еще одну взять! – радостно предложил очкастый, вытирая пальцами мокрые усы. Модя закивал одобрительно.
Когда разлили по стаканам новую бутылку, Некрич поднял свой, чтобы помянуть убитого друга.
– Эх, знали б вы, каким он парнем был! Но в том-то и дело, что никто его до конца не знал. Даже я, его лучший друг, даже жена его, тварь паскудная, подло ему изменившая! Андрей Некрич был одиноким человеком, одним из самых одиноких людей, каких я встречал. В своей короткой жизни он столкнулся с предательством самых близких людей, с низостью и расчетливым обманом! Он перестал верить людям, замкнулся в себе, и его тайна умерла вместе с ним! Он ушел от нас неразгаданным. Может быть, только я, его ближайший друг… – На этих словах Некрич запнулся, сделал паузу, как будто у него не было сил продолжать. – Только я и еще один-два человека догадывались, сколько было скрыто в нем нежности и невостребованного тепла!
Модя смотрел на Некрича полными слез глазами, кажется, даже забыв про налитый стакан в руке, растроганный так, точно произносимые слова относились к нему. Возможно, он и в самом деле принимал их на свой счет.
– Так много было в нем доброты, легкости и незлопамятности, что, умирая, он простил всех преследовавших его и предавших. И убийц своих простил, и жену-изменницу. Когда он на руках у меня умирал, последние слова его были: «Передай ей, что я ее прощаю!» – Некрич произнес это, обращаясь ко мне. – Так и сказал: «Передай, что прощаю…»
Здесь голос его сорвался, и от волнения он едва не расплескал водку.
– И еще я хочу сказать… Мой друг знал, что его убьют! Смерть не застала его врасплох: он ждал ее и готовился к ней. Я думаю, он был готов к ней еще до того, как понял, что на него идет охота. Если даже к самым близким ему людям у Некрича порой проскальзывала отстраненность и чувствовалось отношение на «вы», то это потому, что с собственной смертью он всегда был на «ты».
Некрич сделал еще одну паузу, чтобы собраться с духом и закончить на мужественной ноте:
– Прощай, Андрюха! Ты покинул нас рано, не достигнув возраста Пушкина, лишь немного пережив Лермонтова! Твои таланты остались нераскрытыми. Ты был богато одарен природой и мог бы стать… – Он приостановился, прикидывая размер притязаний, но поминальное вдохновение подстегивало его, не давая долго раздумывать. – Ты мог бы стать вторым Леонардо, Черчиллем или Достоевским! Тебе было многое дано, но… не судьба! Да будет земля тебе пухом!
