– Но ведь ты же сам говорил, что революция, что музыка прорвалась!
– Все дело в том, кто эту музыку заказывает. Неужели ты думаешь, что все это, – Некрич кивнул в сторону зарева над крышами, – возникло из случайного стечения обстоятельств? Нет, как говорил мой убитый ельцинистами друг, да примет Господь его душу. – Некрич глубоко вздохнул. – Случайность существует только для непосвященных!
В этот момент в конце улицы раздался глухой рокот, и в нее как зримое воплощение порядка въехал бронетранспортер с закрытыми люками. Быстро приближаясь, он осветил нас слепящими фарами.
Пучеглазому фары били в лицо, и он так страшно морщился, словно резкий свет причинял ему физическую боль. Я почувствовал себя, как в недавно приснившемся сне, где выходил из моря на залитый солнцем пляж и вдруг обнаруживал, что плавки остались в воде и прикрыться мне нечем. Некрич, стоявший к бэтээру спиной, превратился в вырезанный в стене света черный силуэт с сияющим ореолом волос и прозрачными пунцовыми ушами. По мере того как слепая машина с грохотом приближалась, тень его, отброшенная на кирпичную стену дома, к которому примыкал ларек, стремительно увеличиваясь, косо вырастала над нами.
– Наверное, в городе уже объявлено военное положение. – Сверкая линзами, очкастый приблизился ко мне так, точно пытался за меня спрятаться. – А у нас нет никаких документов. Если станут проверять, нам каюк. Но ты, Модя, не бойся, – тонким, высоким голосом сказал он пучеглазому. – Я тебя, Модя, не брошу, что бы ни случилось!
Машина была уже рядом, от рокота ее мотора наш жалкий столик вибрировал под руками, мелкая дрожь била стаканы и бутылку.
Залитое неистовым светом, обнажилось убожество съеденной закуски, тоненькие куриные косточки, засохшие хлебные корки, сосисочная кожура. Бронетранспортер остановился рядом с нами.
– Вот и все, – сказал очкастый.
Модя вдруг неожиданно проворным и отчаянным движением схватил со стола поллитровку, хотя водки в ней оставалось совсем на донышке, и засунул к себе в карман.
Люк бэтээра открылся, из него вылез парень в шлеме, подошел к ларьку и купил сразу две бутылки «Столичной», внимательно осмотрев этикетку и пробки, чтобы убедиться, что водка не поддельная. «Смотри, – предупредил он продавца, – если халтуру продал, прощайся с жизнью. Не поленюсь вернуться, чтоб тебя к стенке поставить по закону военного времени!» Потом он спросил у нас, как выбраться к Останкину, сказав, что «совсем в этой проклятой Москве заблудился». Я стал объяснять, припоминая маршрут, которым шли с Некричем, он выслушал, поблагодарил и вернулся в свою машину. Бронетранспортер тронулся снова, свет отхлынул, и мы опять оказались в темноте, едва различая друг друга.
