Родная кровь | страница 71



Грезы, бродившие в ее голове, были самими фантастическими. То Мария представляла, как однажды отважится, подойдет к Диме и признается ему в любви. То, наоборот, он сам влюблялся в нее и умолял бежать с ним куда-нибудь за границу, где они смогут жить вместе, не опасаясь родительского гнева и карательных акций педсовета. В общем, это была нормальная подростковая любовь, порожденная брожением гормонов и химическими процессами в молодой крови. Но Мария, разумеется, так не считала. Она свято верила, что полюбила Диму Новосельцева навсегда и не мыслила себе дальнейшей жизни без него.

Кризис наступил за день до окончания смены в лагере. Предчувствуя скорую разлуку, Мария пришла к выводу, что для нее все кончено. Она стащила в столовой нож, наточила его о кирпич и замыслила перерезать себе вены ночью, когда все будут спать. Весь день она ходила печальная и отрешенная, как будто уже частично переселилась в мир иной. Раздарила девочкам свои любимые вещи, бродила по асфальтовым дорожкам, как сомнамбула, написала прощальную записку, в которой путано изложила причины своего самоубийства.

Под вечер, уединившись в беседке, увитой виноградом, Мария решила переписать послание, чтобы ее смерть не огорчила ненаглядного Димочку Новосельцева. И тут, как по заказу, он появился собственной персоной!

Решив, что Дима направляется прямиком в беседку, где она сидит, Мария совсем потеряла голову от страха. В глазах у нее потемнело, она перестала соображать, где находится. А когда опомнилась, то обнаружила, что смотрит сквозь виноградные листья на своего кумира. Зайдя за беседку, Дима справлял малую нужду, причем то и дело меняя руку, чтобы поковыряться то в одной ноздре, то в другой…

Час спустя, наплакавшись вволю, она вернулась в спальный корпус, равнодушно прошла мимо Димы, сидящего в окружении ребят, и легла спать, не дожидаясь отбоя. Потом ей здорово влетело от родителей за плеер и мобильник, подаренные неизвестно кому и зачем. А любовь прошла. Наваждение как рукой сняло.

Нечто похожее произошло с Марией теперь. Перед уходом Антон не поленился встать с дивана, чтобы обнять ее, но она поспешила высвободиться, ссылаясь на то, что нужно спешить.

— Скоро не жди, — предупредила она, спускаясь вниз.

— Ты же не в дальние края собралась, — удивился он.

— Ты хочешь, чтобы я взглянула и сразу ушла? Нет, Антон, за двором придется понаблюдать достаточно долго, чтобы понять, что к чему. Я заберусь на чердак соседнего дома. Но шастать туда-сюда нельзя: заметят.