— Во имя отца и сына, и святого духа, — сказал поп Иван.
— Аминь, — прошептала Серафима.
— Ну, что ж, сядем, — сказал Ворон, — в ногах правды нет.
Все расселись у стен по лавкам. Ворон устроился на толстом чурбаке возле печки — подкладывать поленья. Каменная груда печи начала нагреваться, в горнице потеплело.
— А завтра ко мне приходите, — пригласил поп Иван, — зайчатиной жареной угощу. Они вот — Эмет да Василий Выксун, у которого в доме живу, вчера на охоту в лес ходили, двух зайцев добрых, жирных русаков уложили. Мне принесли, отдали. Поклонился им за ту милость, доброту. Освежевал, выпотрошил, на холод выставил. А завтра и зажарим. Приходите.
— А запивать чем? — подначил Степан.
— Кипятком, отваром на травах, на листьях, на малине, да еще с медом лесным. Разве плохо?
— А больше ничем? — не унимался Степан.
— Больше ничем, — покачал головой поп Иван. — Знаю, иные у нас зерно квасят, брагу варят, пьют. Говорят: веселья ради. Да то неправда и грех. Хмель, знаешь, головой высок, да ногами жидок. Эту брагу пить — образ человеческий терять. Бесу в радость. Зачем?
— Ну, хорошо, — согласился Степан. — А еще чем угостишь?
— Беседой, — поп Иван погладил реденькую свою бородку. — Слаще этого ничего в свете нет, как одному от другого разумные речи слушать, чего не знал — узнавать.
— Да об чем речи те вести?
— А об чем хочешь — об мирском, о божеском.
— И мне тоже? — спросил Эмет.
— Чего?
— Приходить?
— А как же! — поп Иван ласково поглядел на Эмета. — У нас тут, милый, всяк человек хорош, если к другим добр и честен. Откуда бы ты ни вышел. Ведь божеское только тогда — божеское, если оно человеческое. В какого бы ты бога ни веровал, на какой молве его бы ни славил — а человечье свое не теряй.
— Хорошо, — кивнул Эмет.
Посидели, поговорили еще. Потом Степан, Томила, Эмет засобирались домой. Ворон и Серафима тоже поднялись гостей проводить. Вышли в сырую, влажную темноту. Снег перестал. Тучи уходили. На закате проглянуло умытое небо со звездами. Там еще догорала холодная, стылая заря. Тихо переговариваясь, медленно шли по дороге. Эмет отстал. Шагая рядом с Вороном, тихо сказал ему:
— А если человек не добр…
— Так что? — не понял Ворон.
— Я говорю, если человек не добр, его хорошим не назовешь. Если ум у него только…
— Само собой…
— Вчера на охоту ходили, Василий Выксун мне говорит: закона нет.
— Еще чего! Где же здесь закон? Ни царя, ни воевод… И слава богу.
— Нет. Он сказал, между людьми никакого закона нет. Говорит, душа самовластна, что захочет, то сделает. Можно и человека убить.
