За окном плыли подмосковные сосны, вереницы опустевших дачек, мелькнул шлагбаум переезда. Поезд, замедлив ход, мягко приткнулся к деревянной платформе. Пассажиры устремились к выходу. Андрей и Сорокин зашагали по темным от сырости деревянным ступеням.
— Октябрьский просек, — волнуясь, бормотал Андрей, ускоряя шаг.
Он почти бежал, и Сорокин, недовольно ворча, едва поспевал за ним.
— Вот он!
— Кто?
— Дом! Наш дом! — Андрей побежал к калитке, толкнул ее что было силы.
— Разбухла, это бывает…
Удар ногой не дал результатов.
— Что за чертовщина?
— Подожди, Курганов, калитка забита.
Только сейчас Андрей обратил внимание на странный вид дома. Над прокаленной трубой не вился дымок, заклеенные накрест окна были до половины забиты фанерой. Фанерный щит покрывал и дверь. Андрей перелез через забор.
— Лезь и ты!
— Неудобно: я офицер — и вдруг через забор, как мальчишка.
— Постой, — спохватился Андрей, — иди сюда. — Андрей сдвинул планку. — Потайной ход, ночью на пруд купаться бегал.
Сорокин, ворча, пролез в щель. Оба поднялись на крыльцо. Андрей попытался подтянуться и заглянуть в окно. Но ничего не получилось.
— Мишель, миленький, посмотри, что там?
— Ничего особенного. Шкаф с книгами, на полу газеты, какой-то валик от дивана…
— Странно! У нас не было дивана. Стой, а может, эта штука имеет кисточки?
— Вроде так.
— Подушка. Мамина подушка. Она сама ее делала, а я этой штукой с Никой Черных дрался. Помню, кисть одну оторвали. Ох, и шуму-грому было!
Сорокин пожал плечами. Андрей подошел к заколоченной двери, рассеянно осмотрел ее и вдруг просиял:
— Скворечник, скворечник цел!
— Какой скворечник? Где? — Сорокин скользнул равнодушным взглядом по мокрым соснам.
— Почтовый ящик, мы его из скворечника сделали и так назвали. А ключик спрятан здесь.
Андрей отодвинул высохший цветок.
— Вот он!
Задыхаясь, Андрей снял заржавленный замочек и открыл ящик. На дне лежала коротенькая записка. Андрей узнал крупный, скошенный влево почерк матери.
«Дорогие сыночки! Не знаю, кому суждено прочесть это письмо. Вы найдете наш дом опустевшим. Папа — на казарменном положении, в распоряжении Московского комитета партии. Бабушки нет на свете. Бомба. Похоронили ее на кладбище возле могилы летчиков, где два красных пропеллера. Сама уезжаю сегодня вечером в Рязань в командировку. Когда вернусь — не знаю. Сыночки! Боренька, Андрюша! Обо мне не беспокойтесь. Берегите себя. Сражайтесь с фашистами, помните — за спиной Москва, наш родной город. Защитите Москву! Целую вас крепко.
