Опаленная юность | страница 40
Иванов одним прыжком догнал удиравшего немца и сходу ударил его штыком.
Бой перешел в рукопашную. К Андрею по траве подкатился какой-то клубок. Обезумевший гитлеровец душил бойца. Андрей не понимал, не знал, что делать: стрелять или колоть, он боялся — можно было задеть своего.
— Чего смотришь? — прокричали рядом. — Их вот как надо!
Юркий Кузя выбрал момент, хватил врага стальной каской. Наш боец, хрипя, сплевывая кровь, поднялся с земли:
— Спасибо, ребята! Отвели от смерти… — Схватив автомат, он тут же отбежал куда-то.
К вечеру бой окончился. Уцелевшие десантники понуро зашагали к штабу в сопровождении конвоя.
Роту Быкова благодарил сам командир полка. Красноармейцы, стоя навытяжку, розовели от гордости.
За ужином, у костра, размешивая складной ложкой густую кашу-размазню, Иванов говорил:
— Благодарность дело хорошее, но…
— Вот именно, — перебил его Андрей, — Вот если бы орден или медаль…
Бойцы засмеялись. Петя Родин поддержал товарища:
— Ведь бой мы выиграли, а? Иван Иванович, как считаешь?
— Я думаю, нам и благодарность зря объявили.
— Как так?
— А очень просто. Разве это бой? Так себе, стычка, и всё тут. В настоящем бою нам бы досталось на орехи.
— Внимание! — провозгласил сияющий Кузя. — Сейчас наш батя, Иван Иванович, откроет вечер воспоминаний на тему: «Первая мировая война и героические действия солдата Иванова И. И.».
— Балабон, и все! — беззлобно буркнул Иванов. — Я к тому говорю, что плохо мы сегодня действовали.
— Это почему же?
К костру подошел Бельский. Старик смутился и, склонившись над котелком, невнятно заметил:
— Так. В общем, как бы нерешительно действовали…
Бельский понял, о чем разговор, и недружелюбно посмотрел на Иванова:
— Не заметил. Впрочем… Ну ладно… После отбоя, в общем, не положено…
Андрей проводил глазами перехваченную ремнями бравую фигуру командира.
— Он виноват, да? Иван Иванович?
Он от тебя далеко не ушел. Все вы немца в первый раз видите, отсюда и нерешительность. Привыкнем!
Ночью Андрей лежал на спине. Сквозь решетчатую крышу шалаша поблескивали искорки звезд, где-то высоко назойливым комаром нудно гудел фашистский самолет.
Андрей вспоминал убитого им врага. После боя странное, незнакомое доселе чувство заставило его взглянуть на труп. Фашистский офицер лежал, подогнув колени к покрытому рыжеватой порослью острому подбородку. На петлицах мундира белели две буквы: «СС».
Чувство омерзения и страха перед мертвым заставило Андрея поспешно уйти.
«Будет теперь сниться мне всю ночь!» — подумал он.