На ночлег ребятам отвели школу-десятилетку. Красное кирпичное четырехэтажное здание было сплошь забито людьми. Наспех сколачивались двухэтажные нары.
Командир взвода Бельский, черноусый моложавый запасник, подозвал Андрея:
— Курганов!
— Я!
— Бери народ, ступай во двор набивать матрацы.
— Есть!
— Поворачиваться не умеешь! — рассердился Бельский. — Наряд получить захотел?
— Товарищ командир, нас еще не обучали.
— Вот как? Ну, не робей — научим.
Во дворе, набивая матрац отходами ваты — целая гора ее громоздилась у ворот, — Андрей сказал Родину:
— Не нравится мне наш командир, грубый какой-то.
— Это усатый-то? Ничего, обтерпимся, привыкнем.
Втащив наверх матрацы, ребята улеглись на нары. Лежали молча.
«Что-то сейчас дома?» — подумал Андрей. К сердцу подкатила волна грусти.
Очевидно, такое же чувство испытывали все. Бобров курил, Петя Родин лежал с закрытыми глазами и потемневшими, подмокшими ресницами. Игорь Копалкин читал засаленный пухлый журнал. Андрей присмотрелся: взгляд Игоря был устремлен поверх страниц, куда-то вдаль.
Дома, подумал Андрей, сейчас только и разговоров, что о нем. Он ясно представил заплаканные глаза матери, ее прерывистый всхлипывающий голос. Вспомнилось, как она всякий раз беспокоилась, когда отправляла его в пионерский лагерь, как волновалась однажды, когда Андрей, не предупредив родителей, поехал к товарищу в Москву. Да, мама, вероятно, плачет. Нехорошо он сделал, что не подождал ее. А вдруг больше не придется свидеться? Эта мысль обожгла душу. Андрей приподнялся с матраца и явственно услышал чей-то приглушенный плач.
Андрей осторожно слез с нар и прошел к уткнувшемуся в матрац человеку. Кузя, отчаянный Кузя, лихая сорвиголовушка, Кузя, гроза всех окрестных садов, плакал!
— Кузя! Что с тобой?
Смущенный тем, что товарищ увидел его слабость, Кузя оторвал от подушки взлохмаченную голову.
— Со мной? Ничего, а что?
— Ты плакал…
— Я?! Да ты что, опух, что ли? Я один случай смешной вспомнил. Со смеху чуть не лопнул. Знаешь, я раз завязал нашему коту глаза…
— Разговорчики! Не положено! — раздался сердитый голос. — Отдыхать надо, а не кошкам глаза завязывать!
— Командир идет, — шепнул Андрей. — А ты, Кузя, все-таки слезы вытри. Разве можно так смеяться — до слез?
Кузя посмотрел на товарища долгим грустным взглядом и, заикаясь, сказал:
— Уж очень мамку жаль. Старая она у меня, больная. Васька на Дальнем Востоке служит… одна она осталась…
Андрей попытался неуклюже обнять товарища, но тот обрел уже прежний тон:
