— Да это командир отделения Лаптев! — ахнул Кузя.
— Ян есть. Да знаешь ли ты, парень, что староста самый что ни на есть катюга, что он нашего старшего лейтенанта смерти предавал…
— Не может быть!..
— Не может быть? А ты на меня посмотри!
Лаптев, прихрамывая, подошел к свету, рванул ворот рубахи:
— Смотри!
Вся грудь сержанта чернела запекшимися комками крови, гимнастерка и брюки, вымокшие в крови, хрустели и потрескивали.
Андрей перевел умоляющий взгляд на Бориса и едва не вскрикнул: через все лицо брата тянулся широкий шрам, он вспухал, наливаясь горячей кровью.
— И т-ты… отп-пустил?..
— Да, но я же не знал… Он казался таким безобидным.
— Ууу… не-негодяй! — зарычал Борис. — Т-тряпка!
Гнев душил его.
Глава восемнадцатая
Марфино
Мы не дрогнем в бою
За столицу свою.
Нам родная Москва дорога.
Нерушимой стеной,
Обороной стальной
Разгромим, уничтожим врага!
Ноябрь не принес гитлеровскому командованию ожидаемого. Советская Армия мощной стеной встала у Москвы. На эту стену обрушился огневой вал фашистской артиллерии. Ныл воздух, изодранный миллионами зазубренных осколков. По приказу Гитлера на подступах к Москве были размещены колоссальные самоходные артиллерийские установки. Из двух гигантских стволов такого орудия вылетали полуторатонные бронебойные и бетонобойные снаряды. Немецкая авиация висела над дорогами, затрудняла подвоз боеприпасов, методически обрабатывала передний край. Советские части несли большие потери, но они самоотверженно защищали каждый дом, каждую траншею. Дорого платили гитлеровцы за любой метр советской земли. Советская Армия перемалывала немецко-фашистские войска.
…Наступление было назначено в ночь на 1 декабря сорок первого года. Отдельная разведрота, которой теперь командовал Борис Курганов, провела в последней декаде ноября несколько разведывательных операций. В них не последнюю роль сыграл Кузя. Разведчиком он стал не сразу. Командир взвода долго не верил, что Кузя хорошо стреляет, но, убедившись в этом, даже выхлопотал Кузе винтовку с оптическим прицелом. В напарники ему дали опытного снайпера Захарчука.
— Ты приглядывай за мальцом, — наставительно говорил Бельский, — обучай его своей профессии.
Захарчук с Кузей ушли на позицию, и в первый же день маленький боец уложил троих гитлеровцев. Кузя сиял, зато Захарчук был сумрачен и неразговорчив. На следующий день Кузя опять отличился: угробил двух фашистов, а назавтра, едва наступила ночь, Захарчук приволок Кузю за шиворот к землянке командира роты и впервые за многолетнюю службу в армии разразился криком:
