Так началось длительное, томительное отступление, которое задумал упрямый Барклай де Толли, но безропотно выполнять которое было трагически трудно каждому русскому офицеру и солдату, ведь приходилось отдавать чужеземцам свою землю, частицы Родины. Все эти умно задуманные и объективно спасительные манёвры приходилось выполнять не просто по какой-то там карте на столе главнокомандующего, а по сердцу каждого русского воина. Этого-то и не учёл умный, но ограниченный Барклай де Толли. Не могли и не хотели отступать по своей земле русские люди без боя. А им только обещали, что сражение ожидается со дня на день. Поэтому-то и прозвали солдаты Барклая Болтай Да И Только. Что же делать, нужно было и эту чашу национального позора и терпения испить до дна. Но недаром русский солдат считался лучшим в мире, и это вынес на своих плечах. Шёл, пожалуй, самый трудный этап войны.
А в это время Николай Муравьёв с красными глазами, припухшими от постоянной бессонницы, в прожжённой у бивачных костров шинели и в уже драных сапогах шёл по серо-зелёному ржаному полю, раздвигая высокие мокрые колосья руками. Вокруг ни души. Дождь почти прекратился. С неба, затянутого лиловыми тучами, уже не падали тяжёлые капли, а только чувствовалась сырая холодная мокрядь, стоящая вокруг полупрозрачным облаком. Остро пахло влажной землёй и зеленью. Смеркалось. Неподалёку он увидел огни.
— И куда его забросила неладная? — Прапорщик тоскливо озирался вокруг.
Сегодня утром занимался починкой небольших мостов. Местные мужики, в основном бедные белорусы, работали неохотно, готовые в любое мгновение, только отлучись на минутку офицер, сигануть по кустам, как зайцы. Заморены они были сверх меры. Но дорогу готовить для колонн гвардейского корпуса было необходимо. Поэтому Николай, сжав зубы, заставлял поселян в грязных свитках и дырявых лаптях работать как можно быстрей. Только он закончил обустраивать отведённый ему участок дороги, как приехал на ободранной бричке, явно конфискованной только что на каком-то фольварке[14], полковник Курута. На козлах сидел степенный камер-лакей великого князя Пономарёв, одетый в коричневый сюртук, обшитый серебряным галуном.
— Садитесь, Николай Николаевич, — пригласил его в бричку грек. — Поедемте, нужно срочно составить дислокацию для первой кирасирской дивизии. Она уже на подходе.
Вскоре они приехали к просторному ржаному полю. Курута показал своим кривым, длинным пальцем:
— Вон деревня, идите туда, выясните, какие есть населённые пункты вокруг, составьте дислокацию и быстренько сюда на дорогу — дожидайтесь и встречайте полки.
