— Ты, царь-батюшка, помнишь, что я была твоей свашенькой и нашла тебе невестушку, лучшую в державе. Теперь угоди и ты мне, свашеньке. Привела я к тебе красного молодца, князя Димитрия Черкасского, твоего слугу. Время князю семеюшку обрести и приглянулась ему боярская дочь, красна девица Мария Измайлова, которая без батюшки возросла, державы защитника верного. Дай же ей, батюшка, в защитники слугу своего исправного. Любит он её, в храмах глаз не спускает, от разных проныр оберегает. Сколько их зарится на девицу красы неописанной! Она после твоей матушки, у царицы Ирины, лучшая во всей державе. Лестно мне было стоять свахой на твоей свадьбе, а теперь вот хочу быть вместе с тобою на свадьбе князя Черкасского. Благослови же его, царь-батюшка.
Царь Фёдор вспомнил, что и в помине не было свахи Щербачихи во время сватовства к Ирине Годуновой, но по мягкости своего нрава не собрался с духом дать «своей свахе» отповедь. Он склонился к царице Ирине и стал ей что-то шептать. Та сначала кивала согласно головой, но, присмотревшись к побледневшей, как полотно, девице, названной невестой, поняла, что здесь что-то нечисто, и сама торопливо принялась шептать нечто царю.
Щербачиха была не промах, почувствовала, что её затея может лопнуть, как мыльный пузырь, и взмолилась:
— Царь-батюшка и ты, царица-матушка, вижу я, заметили вы, что невестушка бледна. Так ведь от страху! Боится она, что не благословите её на супружество с князем Черкасским. Но и она любит его. Вот и тётушка подтвердит…
Молодой боярин Михаил Шеин, слушая Щербачиху, остолбенел. Разум его замутился. Он никак не мог понять, почему Щербачиха выступает свахой от князя Димитрия Черкасского? Почему поёт, что князь видел Марию многажды? Где? Когда? Он и видел-то её всего один раз. Шеин не знал, что делать, как остановить это жестокое сватовство. Помнил он, что Маша сказала в тот вечер после кулачного боя с Черкасским: «Как ты мог с ним драться, ведь он похож на волка!» Но этот «волк» тогда видел Машу, и «белочка» ему понравилась — вот и решил её засватать. Но как он заставил Машу идти к царю? Может быть, запугал? Да запугал же! Вон как гордо смотрит вокруг. И царь ему улыбается. Уж не готов ли он благословить Черкасского на брак с Машей? Благословит — и всё пропало. Не пойдёшь же царю поперёк, чтобы он изменил свою волю. Нет, так не бывает. И теперь Михаилу оставалось одно: подбежать к трону царя и заявить о себе, о том, что Маша ему люба, что он люб ей — пусть спросит её, и просить благословения.
