Люпе посмотрела на ключ, потом на меня и снова на ключ.
– Он никому не позволял прикоснуться к ним, даже маме. Почему теперь отдал мне?
Я протянула ей тонкий ключ.
– Папа сказал открыть медальон только после его смерти.
Я взяла ее за руку.
Люпе смотрела на ключ так, словно никогда его не видела.
– Он мертв, да?
Я кивнула. Она тоже кивнула, медленно, словно стараясь закрепить этот факт у себя в голове. Потом сняла медальон с шеи и вставила ключ в замок.
Едва слышный щелчок – и он открылся. Сначала из него вылилось изрядное количество воды, а потом вывалился промокший кусочек бумаги, сложенный аккуратным квадратиком под размер полости.
Люпе уже собиралась развернуть его, но я остановила ее на секунду – напомнить об осторожности. Промокшая бумага могла расползтись. Руки у нее дрожали, и она передала квадратик мне. Бумага была сложена много раз и такая тонкая, что я не сомневалась – порвется.
В конце концов я развернула письмо на колене у Люпе. Чернила немного поблекли, но слова были вполне различимы.
Мне хватило двух первых строчек.
Доченька,
Если ты читаешь это, значит, меня с тобой уже нет. Я написал это, чтобы ты знала о всех тех вещах, о которых я не мог рассказать тебе при жизни…
Я остановилась и повернулась к Люпе. Рот ее сжался в тонкую полоску, а в глазах застыла такая тоска, что я снова отвернулась и стала перебирать оставшиеся ключи.
Время шло. Тишину и спокойствие нарушали только легкое дыхание и дрожь в ее ноге. Я ждала. Люпе перевернула листок и продолжала читать на другой стороне. Наконец, по прошествии минуты или двух, она выдохнула и расслабилась. Потом аккуратно сложила письмо, взяла медальон, положила квадратик на место, закрыла медальон и, размахнувшись, бросила его в реку.
– Что ты делаешь?
– Не хочу, – по щекам ее потекли слезы.
Я потянулась к ней – обнять и утешить, – но она отпрянула.
– Что там было?
– Там сказано, что мой отец – это и есть все то, что говорят о нем Изгнанные, – Люпе произнесла это на удивление бесстрастно. – И даже хуже.
– Мне очень жаль, что его больше нет…
Она посмотрела на меня. Ни печали, ни тоски в ее глазах больше не было – только злость.
– А мне – нет.
Я не знала, что еще сказать, но тут мы услышали хлюпающие звуки – кто-то брел по воде выше по течению. Ни боли, ни неприятных ощущений, которые свидетельствовали бы о приближении тибиценов, я не испытала, но все равно схватила Мисс Ла, и мы поспешили с берега к лесу. Звуки приближались, и я крепко сжала руку Люпе.
