— Сейчас, сейчас, — встрепенулась та.
В отличие от Кириллова и Станислава наблюдала за странной встречей с неприкрытым ревнивым вниманием. Но мужичонка глянул укоризненно, и она, улыбнувшись жалко, сунулась к холодильнику, суетливо распахнула дверцу:
— Минуточку, минуточку…
Опомнился и Кириллов, глянул на Станислава вопросительно: ну как, мол, с ночлегом?
— Василий Иванович, — обратился к мужичонке Паскаль, — так они в Дом пойдут?
— Конечно, конечно, — откликнулся тот, снимая сначала халат, потом ватник. Ватник был чистый, опрятный, для того и служил халат защитой.
К столу Станислава с Кирилловым приглашать не собирались, и, повесив на вешалку бобриковое полупальто, парень предложил Кириллову:
— Пойдем туда, посидим пока, — кивнул на занавеску.
* * *
Снова буйно квитна черемшина
Мов до шлюба вбралася калына, —
пел Овсеев уже неизвестно какую по счету песню. Странность, поразившая Кириллова, когда на мгновенье в просвете поднятой занавески увидел спину сидящего на табурете аккордеониста, теперь, когда понял и разглядел, уже не пугала непонятностью, а щемила сердце, заставляла не опускать глаза, смотреть только на пальцы бегающих по клавишам и кнопкам рук. Переполовиненный Овсеев сидел необычно прямо, опираясь на табурет культями ног, и, склонив к узорчато-перламутровой деке бритую голову, пел, будто для себя, разглядывая пирующую компанию неожиданно трезвым, холодноватым взглядом, столь не соответствующим задушевному тембру его сипловатого голоса и раскрасневшемуся потному лицу.
Молоденький лейтенант, сидящий напротив, глядел на Овсеева с преклонением и жалостью, которую его мальчишеское лицо с русым, прилипшим ко лбу чубом и пухлыми губами еще не научилось скрывать. Он усердно ловил его взгляд и, поймав, показывал глазами на приготовленный стакан с налитым до краев пивом. Но так же, не меняя жестко-наблюдательного выражения глаз, Овсеев мотал головой, отказываясь.
Летчики пировали давно. Об этом свидетельствовали вереница пустых бутылок из-под пива и тот разноголосый говор не слушающих друг друга людей, что возникает в затянувшемся застолье. Как только Овсеев закончил песню, молоденький лейтенант тотчас, боясь, что опередят, крикнул:
— Мою, Коля!
Овсеев еще ниже склонил голову. Внимательно глядя на клавиши, быстрыми пальцами прошелся по ним, вспоминая мелодию, неожиданно тихо объявил песню: «Студенточка», — потом помолчал, прямо глядя в глаза мальчишки-лейтенанта, и вдруг подмигнул ему и ухарской скороговорочкой запел:
