— И не надо меня пугать. Как говорится, была бы шея, а хомут найдется. Извините, — не глядя на Бойко, поднялся медленно и тяжело.
Буфетчица, опустив глаза, перетирала за стойкой стаканы.
— Сто грамм дадите? — хотел спросить весело, но голос прозвучал по-козлиному, дребезжаще.
Она покачала головой.
— Вон же коньяк, — удивился Кириллов.
— После семи не имею права, — громко ответила буфетчица и глазами показала на Бойко.
И тут Кириллов захохотал. Он смеялся искренне, так, что слезы выступили, и все не мог выговорить первые слова.
— Полина Викторовна, — наконец позвал, давясь смехом, — велите мне сто грамм коньяку отпустить в порядке исключения.
Повернулся к ней и увидел, что уже четверо их в этой пахнущей сдобой и чуть-чуть хлоркой, комнате.
У дверей старательно вытирал ноги о половик неказистый мужичонка в длинном халате, надетом зачем-то поверх ватника, с кнутовищем в замерзшей синевато-красной руке, в кирзовых, заляпанных грязью сапогах.
— Василий Иванович, — тягучим голосом пропела буфетчица, — а мы тебя ждем, ждем. Стасик людей привез, негде ночевать им, в Дом нельзя взять?
— Чего ж не взять, возьмем, — смущаясь присутствием посторонних, пробормотал мужичонка. — Овсеев здесь?
— Здесь! — откликнулись зычно из-за занавески. — Вася, давай сюда.
Мужичонка ступил с коврика, но, словно белые доски пола оказались зыбкими, шел все труднее, все медленнее. Остановился.
— Да, да, это я, — сказала непонятное Бойко и встала ему навстречу, — вот и встретились мы снова.
Станислав появился сразу следом за мужичонкой в длиннополом халате и был не меньше Кириллова поражен тем непонятным, что происходило в чайной.
— Да, да, это я, — повторила Бойко, — вот и свиделись мы с вами, Василий Иванович.
Мужичонка переложил в другую руку кнутовище, снял заношенную ушанку. Но не робко, не почтительно снял, а свободным жестом хорошо воспитанного человека. Удивление и оторопь его прошли, и теперь было видно, что смущена Бойко, смущена чем-то давнишним, случившимся между ними, где была виновата, и сейчас не знала, помнит ли этот жалкий возница провинность, или простил, забыл. Похоже, что не помнил. Протянул руку, улыбнулся широко:
— Здравствуй, Викторовна. Я тебя и не признал сразу, против света-то, не признал. Похудела.
«Похудела» сказал с огорчением, скрывая «постарела». Бойко поняла.
— Похудела, поплошала, в моем призыве уже год за три идет. Выходит, что девять лет не виделись.
— Лида, — обратился мужичонка к буфетчице, — выдай двести граммов и закусочки. Вот встретились, отметить надо.
