- Степана.
Екатерина Петровна взяла у нее из рук шлепанцы, присела на стул и, снимая мужнины сапоги, нет-нет да и поглядывала на Глашу. Глаша смотрела в темное окно и молчала. Потом вдруг сказала, не оборачиваясь:
- Не знаю я ничего, тетя Катя... Только увижу его - и как весна на дворе!
- Любишь, выходит... - улыбнулась Екатерина Петровна. - Ну, а он что, Степка-то?
- Говорит, предрассудок, - вздохнула Глаша.
- Тебе говорит? - удивилась Екатерина Петровна.
- Нет... - покачала головой Глаша. - Про меня он не знает. Вообще говорит.
- Ну, милая! - засмеялась Екатерина Петровна. - Вообще можно все, что душеньке угодно, говорить. Ишь, чего выдумал: предрассудок! Выходит, у нас с Иваном Емельяновичем пятнадцатый год этот самый предрассудок тянется? Дурак он, твой Степка.
- Нет, тетя Катя! - затрясла головой Глаша. - Какой же он дурак? Гордый только очень.
- Ну и опять, выходит, дурак, - рассердилась вдруг Екатерина Петровна. - Кому такая гордость нужна? Гордость-то, она, девонька, хороша, когда правда на твоей стороне, а без этого грош ей цена. Индюк тоже гордый.
- Ну, уж вы скажете, тетя Катя! - обиделась Глаша. - Индюк! Это надо же!..
Потом она увидела надутое лицо Степана, приставила к нему индюшачий гребень, под подбородок - морщинистый зоб, зачуфыркала по-индюшачьи и раскатилась смехом.
Екатерина Петровна смотрела на нее и тоже смеялась.
За окном послышался приглушенный выстрел, за ним второй...
Стреляли где-то за пустырем, у переезда.
- Что это? - Глаша затихла и прижала руки к груди. - Неужели Степа?
- Сразу уж и Степа! - скрывая тревогу, сердито сказала Екатерина Петровна. - Стреляют и стреляют... Мало ли!
Она обняла Глашу за плечи, гладила по голове, а сама, не отрываясь, вглядывалась в темное окно...
Федор шел к переезду, когда увидел, как из переулка вышел человек в черном пальто и серой мерлушковой шапке. Держась в тени, он направился к дощатым мосткам, уложенным между путями.
- Гражданин! - окликнул его Федор.
Человек обернулся, увидел его и, пригибаясь, побежал вперед.
- Куды побег? - испуганно крикнул Федор. - Стой. Стой, кому говорю... Ах ты, язви тебя!
Он сорвал с плеча винтовку, широко расставил ноги и, поймав на мушку спину бегущего человека, зажмурился и нажал спусковой крючок. Потом, все еще не открывая глаз, передернул затвор и выстрелил еще раз. Плечо больно заныло, в ушах звенело, Федор открыл глаза и увидел, что человек, неловко подвернув ногу, лежит на рельсах.
