- Погоди чуток... Поясница у меня разламывается!
Степан тоже остановился, подкинул плечом мешок, чтоб лег поудобней. В мешке что-то шуршало и терлось, и пахло от него чем-то сытным. Степан втянул в себя воздух: хлеб не хлеб, но похоже.
- Что принюхиваешься? - сказала сзади Екатерина Петровна. - Жмых там. Перемелем, лепешек напеку... Угощу уж, так и быть!
- Не больно нужно... - проворчал Степан и пошел дальше.
Услышал, что Екатерина Петровна с Глашей двинулись следом, и прибавил шагу.
У дверей барака он скинул мешок на землю и присел на крыльцо. Хотелось курить, в горле пересохло, а до утра еще ходить и ходить! Домой, что ли, зайти? Мать будить неохота, болеет она. И Федьки не слышно. Меняться пора, а он запропастился куда-то! На переезде все веселей, чем на пустыре этом болтаться. А может, и вправду зря он его одного отпустил. Первый раз в патруле. Мало ли что... Степан вгляделся в темноту и негромко свистнул. Никто не откликнулся. Степан свистнул еще раз, погромче.
- Чего рассвистелся? - подошла к крыльцу Екатерина Петровна. - Спят люди...
- Племянничка вашего шукаю... - отозвался Степан, зевнул и поднялся с крыльца.
До чего спать вдруг захотелось... Хоть умри! Зарыться бы сейчас в подушку, одеяло под голову - и никакими пушками не поднять. А если еще пожевать чего-нибудь!..
Екатерина Петровна уже возилась в коридоре с замком, а Степан опять опустился на крыльцо. Вот и ноги какие-то... как из ваты. Часа бы два придавить! Степан поднял голову и посмотрел на небо. Оно было еще темным и звезды вон какие, рассветом и не пахло. Потом увидел перед собой Глашу и подвинулся на крыльце, давая дорогу.
Она прошла так близко, что подол ее юбки чуть не коснулся его лица. Степан хотел отодвинуться подальше, но почему-то не смог. Глаша постояла немного совсем рядом с ним и пошла в коридор барака. У Степана вдруг забухало сердце и стало жарко лицу.
"Заболел, что ли?" - растерянно подумал он, хоть и знал, что жар этот в лице и буханье в сердце оттого, что так близко оказалась Глаша. Если бы она сейчас не ушла, а села рядом, - все ласковые слова, какие знал, сказал бы он Глаше. Только слов таких он знал немного, да и те слышал от матери, когда был совсем маленьким.
А тут, наверно, нужны другие слова. Тоже ласковые, но такие, чтобы плакать и смеяться от счастья. Есть ведь такие слова!
- Степа!.. - окликнула его Екатерина Петровна. - А мешок-то?
Степан поднял мешок и пошел по темному коридору на желтоватый свет керосиновой лампы. Вошел в комнату, встал у порога и положил мешок на пестрый половик.
