- Чего Вы хотите? – спросила она.
У неё были красивые глаза, но мрачный взгляд, и я решил, что это она заботится о старом поэте. Я протянул ей свою карточку.
- У меня встреча с твоим хозяином.
Она отворила тяжёлые ворота и пригласила меня войти. Попросив меня подождать, она оставила меня и поднялась наверх. После улицы патио казался приятно освежающим. У него были благородные пропорции, и я предположил, что он был построен каким-то последователем конкистадоров, но краски потускнели, плитки на полу были разбиты, и там и здесь обвалились большие хлопья штукатурки. Повсюду ощущался дух бедности, но не ничтожества. Я знал, что дон Калисто беден. Деньги когда-то легко приходили к нему, но он не придавал им никакого значения и щедро тратил. Было очевидно, что теперь он жил в нищете, которую отказывался признавать. В центре патио стоял стол с круглым креслом с каждой стороны, а на столе лежала газета двухнедельной давности. Я размышлял, какие мечты занимали его воображение, когда он сидел здесь тёплыми летними вечерами, покуривая сигареты. На стене под колоннадой висели испанские картины, тёмные и плохие, и там и тут стояла древняя пыльная подставка с не раз чиненным лоснящимся блюдом на ней. Рядом с дверью висела пара старых пистолетов, и я испытал приятное волнение при мысли, что это – то самое оружие, которое он использовал в самой известной из своих многочисленных дуэлей, за честь Пепы Монтанес – танцовщицы (теперь, я думаю, беззубой и крашеной ведьмы), когда он убил герцога Дос Германоса.
Вся сцена с ассоциациями, которым я так дивился, так верно подходила к романтическому поэту, что я был ошеломлен духом места. Эта благородная бедность окружала его славой столь же великой, как и блеск его молодости, в нём тоже жил дух старых конкистадоров, и так и следовало, чтобы он закончил свою славную жизнь в этом обветшавшем, но великолепном доме. Поистине так должен жить и умирать поэт. Я уже пришёл достаточно спокойный и даже несколько тяготился перспективами нашей встречи, но сейчас начинал нервничать. Я зажёг сигарету. Я пришёл в назначенное время и удивлялся, что задержало старика. Молчание было странно беспокоящим. Призраки прошлого толпились в тихом патио, и ушедшие годы набирали силу в своей призрачной жизни. В людях тех дней были страсть и неистовство духа, которые ушли из мира навсегда. Мы более неспособны ни на их безрассудные поступки, ни на их театральные подвиги.
