— Может и так, со стороны видней. Отец говорит, что я в маменьку уродился.
— Она ж у тебя ласковая?
— Даже чересчур. Может, когда-нибудь свидишься, сама убедишься… Ну, так расскажешь мне, как ты в лесу очутилась? Расскажешь, Марьюшка?
Марийка в третий раз посмотрела в лицо Васютки, и на сердце её так посветлело, так сделалось тепло, что ей (бывает же так!) очень захотелось поведать всю свою историю. Свою исповедь она завершила перед самым Переяславлем.
Васютка слушал, как завороженный. Какой же диковинный рассказ он изведал. Сколько же испытаний выпало на долю этой сиротинке! И его охватила острая жалость. Ему неудержимо захотелось утешить эту девушку и даже обнять ее, но он, не испытавший ничего подобного и не державший ни одну девушку даже за руку, стушевался. А Марийка почувствовала его порыв и волнение, и сама еще больше смутилась.
Перед проездными воротами Васютка остановил подводу и, всё еще не придя в себя, робко произнес:
— Я еще непременно наведаюсь в твой город, Марьюшка. Может, скажешь, где сыскать тебя? Конечно, если дозволишь.
— Дозволю Ва… Васютка. А сыскать меня просто. Каждый ведает, где стоит изба покойной Палашки… Счастливого пути!
Марийка спрыгнула с подводы и скрылась за воротами.
Не миновало и двух недель, как Васютка вновь засобирался в Переяславль.
— А ведь, кажись, намеревался в Углич ехать, — молвил Василий Демьяныч. — И уже товар туда в подклете[60] дожидается.
— Передумал, дед. В Переяславле вновь лемех понадобился, — молвил Васютка, однако щеки его почему-то порозовели.
Василий Демьяныч озадаченно поскреб серебряную бороду сухими, увядшими пальцами.
— Был я намедни у мастеров. Лемех еще не готов. Работа тонкая. Это тебе не топорище выстругать. Лемеха и на подводу не наберется.
— А сколь есть, дед.
— Так тебя и дожидаются. Не один ты за сим товаром охотишься. Купцы не дремлют.
— И я окуней носом не ловлю. Толковал я с мастерами. Обещали мне изделье передать.
— Это почему ж тебе такая честь, Васюта Лазутыч? — прищурив глаза, с нескрываемой ехидцей вопросил Василий Демьяныч.
— А я, дед, не торгуюсь, как другие купцы. Сколь мастера запросят, столь и выкладываю.
— Да ну! Эдак-то недолго и без порток остаться.
— Не останусь, дед. С лемехом в накладе не будешь. Здесь вроде бы убыток терпишь, зато в других городах двойную цену дают, не скупятся.
— А с другими товарами как? Тоже серебряники швыряешь? — всё с той же иронией продолжал Василий Демьяныч.
