Ванго наконец добрался до последнего вагона. Бандиты почти поравнялись с контролером, который с трудом ступал на поврежденную ногу, но не сбавлял скорость.
Доржелес остался в вагоне первого класса на другом конце поезда. Он стоял у двери купе, сжимая в руке револьвер. Теперь он был единственным защитником мадам Виктории, если не считать пары молодых слуг при ее чемоданах.
— Я же заплатил контролеру, чтобы он перекрыл вход в наш вагон! Где он, этот идиот?
И Доржелес раздал лакеям автоматы, приказав стоять на страже вместе с ним.
Ванго оказался в хвостовой части поезда и уперся в двери, ведущие наружу, на пути. Значит, он в ловушке. Деваться некуда. Его обвинят в нападении на зубного врача. Но к обвинениям он давно привык. Поезд уже приближался к Нью-Йорку и теперь шел по взгорью, между огородами, на которых торчали серые хибарки. Придорожные тополя дрожали, когда «Голубая комета» проносилась мимо.
Крик… Ванго даже не успел обернуться. Контролер обхватил его и потащил к одной из дверей. Ванго отбивался. Нападавший толкнул дверь плечом, она распахнулась, и юноша вскрикнул. Сейчас они рухнут на рельсы.
Тут в тамбур ворвались трое мужчин. Самый рослый держал в руке кольт.
— Стоять!
Контролер не колебался ни секунды. Он еще сильнее стиснул Ванго и бросился вместе с ним в пустоту.
Преследователи увидели, как они покатились по земле и исчезли за пригорком.
Боб Элмонд наугад выстрелил семь раз в придорожные кусты, дважды или трижды рявкнул для порядка: «Сволочь!» — и злобно пнул валявшуюся на полу фуражку контролера, украшенную голубыми звездочками.
А Доржелес в первом вагоне все еще вопил:
— Где этот контролер? Где этот контролер?
Вдруг он осекся… Ему ответил чей-то слабый голос. Доржелес посмотрел себе под ноги.
— Но это я… я контролер!
По коридору полз человек в трусах. Он извивался как червяк и тянул руку к Доржелесу.
Ванго открыл глаза. Он лежал среди цветущих кустиков клубники. Вернее, на делянке с кустиками, которые он раздавил, скатившись с железнодорожной насыпи. Видимо, на несколько минут он потерял сознание. Солнце палило нещадно.
Он услышал над собой мужской голос:
— Мне следовало бы расквасить тебе физиономию, малыш.
«Малыш» повернул голову.
Рядом с ним, целый и почти невредимый, в узком контролерском кителе с расстегнутыми пуговицами, сидел красивый, но мрачный отец Зефиро. Устроившись на перевернутом ведре, он надкусывал недозрелый помидор. Рядом с ним лежал небольшой узелок.
