Коротким движением Илья отсек голову Соловью.
- Он ослушался тебя, княже: не в полсвиста засвистел, в полный свист, - сказал громко, металлическим голосом, которого сам не узнал.
- Да уж заметил, - проворчал Владимир, отряхивая колени. - Мог бы и не убивать, шапку эту березовую на него напялить.
- Он бы не успел, - быстро сказал тот же богатырь, что останавливал князя, - тварь не допустила бы.
Илья не знал, мог бы он успеть надвинуть Соловью бересту на бошку: он этого не просчитывал. Он все для себя решил, когда Владимир приказал Соловью свистеть во второй раз, и Илья увидел жадные, нетерпеливые огоньки заинтересованности в глазах князя. И еще, теперь, вспоминая, он точно знал, что ему не показалось: там, где стоял князь, свист был слабее. Соловей не мстил, не злобствовал: он показывал товар лицом.
За тыном стонали; наверняка были и мертвые.
- За подвиги твои, Илья сын Иванов, прозванием Муромец, благодарю, - четко заговорил Владимир. Почему "Муромец", вяло удивился Илья. Он так себя не называл. А, ну да, пока к княжьему двору ехали, в народе так кричали. Сначала "из-под Мурома парень", потом просто "Муромец". Ай да князь, в хоромах сидит, а толпу слышит. - И принимаю тебя в свою дружину богатырскую. Будут тебе богатыри мои братья, а я отец. Служи верно, Русь защищая. Вечером пир.
Владимир повернулся и быстро пошел со двора. За ним потянулась свита. Тут же подошли конюхи, забрали Сивку. Какие-то люди торопливо завернули труп Соловья в рогожу, унесли, деловито замыли булыжник. Илья остался один растерянно стоять посреди двора.
****
- Пока своим домом в Киеве не обзавелся, жить будешь в дружинной избе, это вот тут, за углом, - Илья обернулся. К нему шел тот самый богатырь, который сначала отговоривал князя от второго свиста Соловья, а потом заступился за него, Илью. - И вещи твои, которые с коня снимут, туда все отнесут. У нас не крадут, не тревожься.
Годами он был помоложе Ильи, к тридцати, но жизненным опытом - много богаче, это чувствовалось. Чуть пониже Ильи ростом, почти такой же широкоплечий, он смотрелся кряжистей и основательней. У него было очень спокойное лицо, чистое, с правильными чертами, и манера говорить спокойная. Голова и борода в красивых чуть вьющихся прядях, немножко разного оттенка. Усы и брови чуть темнее.
- Я Добрыня, - он протянул руку. Илья пожал ее с удовольствием: рука была теплая, надежная, крепкая. - Пир вечером, а ты с дороги, небось, голодный. Пойдем, посмотришь, где тут можно недорого и хорошо поесть, потом, если хочешь, город покажу. Я свое отстоял, свободен теперь.
