Пушкин и Надежда Андреевна сидели друг против друга. Он, незаметно разглядывая «девицу-кавалериста», от души похвалил ее «Записки». А сам все время думал об ее смелости, столь не свойственной женщинам, о безграничной любви к Отечеству, о том, как же она отличалась от всех женщин, не только русских, но и всех женщин мира. Перед ним сидела удивительная, ни с кем не сравнимая женщина. И он смотрел, смотрел на нее. И в душе преклонялся перед нею.
Но она привыкла выдерживать любые взгляды. Она горячо поблагодарила Пушкина за то, что он приехал. Встала, взяла с окна рукопись, при этом по-мужски, даже по-мальчишески ногой отодвинула стул.
Она снова села напротив поэта, подала ему рукопись и сказала:
— Я так счастлив, что вы согласились стать моим издателем...
После этой фразы Пушкин пришел в замешательство, но присущее ему чувство юмора внутренне успокоило его,
— Я немедленно отдам переписать ваши «Записки», сказал он, вставая. — Вы делаете мне честь, избирая меня своим издателем.
— Я вам так благодарен, —- ответила Надежда Андреевна, тоже вставая и протягивая руку Пушкину.
Пушкин поклонился и поцеловал ее руку.
Она вспыхнула, отвела руку за спину и воскликнула:
— Ах, боже мой, я так давно отвык от этого!
В своем дневнике Надежда Андреевна писала:
На лице Александра Сергеевича не показалось и тени усмешки, но полагаю, что дома он не принуждал себя и, рассказывая домашним обстоятельства первого свидания со мною, верно, смеялся от души над этим последним восклицанием.
В следующее свое посещение Дуровой Пушкин приветливо, по-мужски пожимая ее руку, сказал:
— Здравствуйте, Александр Андреевич, прочел с удовольствием вашу рукопись. Есть, правда, у меня кое-какие замечания. Вот и поговорим о них.
Пушкин высказывал свои соображения — дельные соображения многоопытного редактора и гениального писателя.
— Мне кажется, что озаглавлена она неудачно: «Своеручные записи русской амазонки, известной под именем Александрова». «Записки амазонки» — как-то слишком изысканно, манерно, напоминает немецкие романы. «Записки Н. А. Дуровой» — просто, искренне, благородно.
А Надежда Андреевна слушала поэта и становилась все мрачнее и мрачнее. Видно было, что ни в чем ее не убедил Пушкин.
Он заметил это и перевел разговор на другую тему:
— Думаю, что в этой комнате у Демута оставаться вам не следует. Неуютно здесь у вас.
Пушкин оглядел комнату, более чем скромную, с низким потолком, изношенной мебелью.
— Но что же делать? — вдруг заносчиво сказала Надежда Андреевна. — Я надеялся сразу же по приезде получить от «Современника» тысячу рублей.
