А Акулина не унималась. Грациозно, словно прошла школу соблазна у светских модниц, провела ладонями по бедрам:
«— Гляди — какая!»
Повернулась, потушила лампу, висевшую на стене над спинкой кровати, и хозяйкой легла к Мэлову.
А когда они уже натешились, когда уже рассветать начало, спросил ее, предполагая, что не первый он после Дмитрия и не последний, ради праздного любопытства:
«— Не опасаетесь, Акулина Ерофеевна, еще обрести ребеночка?»
«— Не бойся, глупенький, на алименты не подам, — по-своему поняв вопрос, но не осерчав, а благодушно улыбнувшись, ответила она. — Повитух у нас — как собак нерезаных».
И тут осенило его повернуть разговор в нужное ему русло. Спросил с ухмылкой:
«— Чего же тогда от Дмитрия Левонтьева не убереглись?»
Приподнялась Акулина с подушки и впилась насупленным взглядом в Мэлова. Ответила с вызовом:
«— Любимый был, оттого и понесла! Мужниной женой обещался сделать! Обманывал, вышло. Кобелился. И все одно — люб. Ласковый, обходительный. А чубчик какой пригожий».
Непредсказуем ход логического мышления у женщин. Мэлов рассчитывал, что Акулина забросает его вопросами: где Дмитрий? жив ли? откуда ему, Мэлову, ведомо сокровенное? Даст таким образом нить для продолжения задуманного им разговора, а она вон как отреагировала!
«Неужто вовсе не спросит?..»
Откинулась на подушку Акулина, вздохнула горестно и выдавила с надрывом:
«— Брошенка! Любой пальцем ткнет! — Вновь вздохнула и наконец явно через силу задала с нетерпением ожидаемый Мэловым вопрос: — Живой, выходит, кобель бесстыжий?»
«— Жив. Только далеко. С Семеновым ушел тогда. Просит о тебе позаботиться. О сыне тоже. Выучить его просит, на дорогу вывести».
«— Ишь ты, чего удумал! Пока пеленала дитя да кусок хлеба черствого слезами размачивала, никому дела не было, а теперь вспомнил, кобель, отобрать кормильца собрался! Выкусит пусть! Обо мне позаботиться просит? Когда стрелочницей мантулила, заботился бы. Мне теперь его забота без нужды. И сына в школу не хуже других снаряжу, и в люди, бог даст здоровья, выведу. — И изменила тон. Гордость зазвучала. Гордость за дерзкую мечту: — На машиниста выучу. Ничего не пожалею».
«— Видите ли, Акулина Ерофеевна, ваш предел устремлений — паровоз. И это, вы считаете, достойно дворянина? Ребенок двух крепких корней и — машинист? Его будущее должно быть иным — прекрасным, значительным!»
«— Вон как машинисты, погляжу я, живут — как сыр в масле…»
«— Но они — простолюдины! Я же, с моими возможностями, выведу вашего Диму в интеллигенцию. Не заштатную, поверьте мне. Достойную дворянина».
