Он провел рукой по подбородку и обратился к холеному господину.
— А вы, милейший мой Эдельхауэр, вы тем более поймете мою осторожность и даже некоторую нерешительность. Вы знаете, что я действую в наших общих интересах. Поверьте, будет гораздо лучше, если все мы расправимся с одним, а не один со всеми. Конечно, речь идет вовсе не о пошлой погоне за местами. Каждый из нас готов в любую минуту совершенно добровольно отказаться от своего поста. Пусть только мы почувствуем, что не в силах справиться со своими обязанностями, и мы сами немедленно сделаем все вытекающие из этого выводы. Но — благодарение богу — у меня есть некоторые связи в высших сферах, которые могут оказаться полезными для каждого из нас. И поверьте, я не оставлю их неиспользованными, дабы предотвратить нависшее над нами несчастье. Тем не менее сидеть на пороховой бочке неприятно, и я пригласил вас сюда, чтобы еще раз, не торопясь, обсудить занимающий нас вопрос. Создавая «дело Брунера», мы служим только общественному порядку и спокойствию. А служить — наша первейшая и благороднейшая обязанность.
Он взял стакан со стола и сделал несколько торопливых глотков. У него першило в горле от дыма.
— И наконец, — продолжал он, ухмыльнувшись, и обвел глазами присутствующих, — рука руку моет, и никто из вас не останется в накладе. — Он со стуком опустил стакан на стол.
— Кто хочет высказаться по этому вопросу?
Максимилиан Цвибейн поднял палец.
— Я совершенно согласен с вами, дорогой Бакштейн. И так как я хорошо знаком с этим делом, то могу вас заверить, нам обеспечен полный успех.
Бакштейн — важная особа — был гораздо старше, чем худой, долговязый и обладающий прекрасными голосовыми данными Максимилиан Цвибейн. Однако их связывала дружба совсем особого рода. Эта дружба возникла еще в те дни, когда вышеупомянутая особа и отец Цвибейна (упокой, господи, его душу) коротали время за тюремной решеткой. Первый сидел понемногу, но часто, второй всего один-единственный раз, зато до тех пор, пока не покончил с собой в тюрьме.
Вот почему оба приятеля — и старший и младший — не имели секретов друг от друга.
— Я все рассчитал самым точным образом, — продолжал Цвибейн. — Мне удалось переманить на нашу сторону Эмиля Шнора, моего коллегу по отделу. У него тоже семья, и он тоже рвется наверх. С тех пор как его старик обанкротился, он лишился последней поддержки.
— А на него можно положиться? — осведомился Бакштейн.
— Безусловно. Уж его-то я знаю как облупленного, — рассмеялся Цвибейн. — Ведь мы изо дня в день делим с ним один и тот же письменный стол.
