– Нет-нет, этого не может быть, он вот-вот приедет, – говорила она сама себе. Стемнело. Загорался свет в окнах чужих домов. Загорелась лампочка под жестяным колпаком на милицейском крыльце. Дождь разошёлся не на шутку. Замёрзшие дети жались к матери и плакали. Не зная, что делать и куда идти Настя попыталась вернуться в милицию, но толстая тётка со шваброй выставила их обратно на улицу:
– Иди—иди отседа, здесь тебе не богадельня! Ишь натоптали! Тока помыла…
Настя снова очутилась под дождём и ветром, идти было некуда, нечем было укрыть промокших, озябших малышей. Слёзы вперемешку с каплями дождя стекали по их лицам. Измученная малышка уснула на руках матери, Настя прижимала её к себе, стараясь прикрыть собой от дождя и ветра, согреть своим телом. Она беззвучно шевелила губами, молясь Пресвятой Богородице, как в ту памятную ночь, когда убегала от волков. Старшая, Ниночка, со страхом вглядывалась в невидящие глаза матери, в её шевелящиеся губы.
Из дверей трактира за ними наблюдали двое: женщина неопределённого возраста и парень со щербатой улыбкой. Они о чём-то негромко переговаривались, поглядывая на Настю. Договорившись между собой, подошли.
– Эй, бабонька, чего под дождём мокнешь? Чья такая будешь? Это тебя нынче утром обокрали?
Настя нехотя отвечала на расспросы.
– Пойдём-ка, горемышная, с нами, не ночевать же вам под дождём на улице. Удобств не обещаем, но поедите, кипяточком отогреетесь, обсохните у печки. Тут недалеко совсем.
Настя с детишками побрела за нежданными спасителями. А что ей ещё оставалось делать? В переулке увидела вдруг в канаве знакомую тряпицу. Кинулась к ней, схватила в безумной надежде, но, конечно, никаких денег в ней не оказалось.
Идти действительно было недалеко, вскоре вышли на пустырь, посреди которого поодаль от дороги стоял барак. В темноте Настя не смогла его рассмотреть, запомнила только обитую рваной клеенкой дверь. В прорехи выглядывали клочья одеяла. Переступив порог, путники оказались в полутёмном помещении типа сеней. Справа высилась большая круглая печка-буржуйка, слева стояли длинный дощатый стол и две грубо сколоченные скамьи. Перед буржуйкой, вороша угли кочергой, сидел сутулый старик.
– Вот, Макарыч, принимай пополнение. Бабёнку с детьми намедни обокрали на базаре, да и бросили без вещей, без денег. Угловая комната освободилась, пущай поживут.
Старик окинул Настю цепким взглядом.
– Ну, пущай поживут, бабёнка молодая, крепкая, небось, отработает прожитьё…
