Огни над волнами | страница 62



Все это было сомнительно, непонятно и сумбурно. И еще — очень печально, поскольку такая ерунда на самом деле происходила не слишком уж далеко от нас. А если Йоганн прав и это не просто береговая стычка старых неприятелей, в которой то один победит, то другой, а вполне настоящая захватническая война? Все тогда сильно поменяется — и в нашем мире, и в моей жизни. Война, которая пусть даже самым краем крыла зацепила человека, непременно меняет в его жизни все, что только можно, и в первую очередь — мировоззрение и планы.

Впрочем, и это все ерунда — планы, взгляды. Самое главное, война меняет судьбу человека, и никуда ты от этого не денешься.

Ладно, не буду гадать. Вернусь в замок, расскажу об этом Гарольду, он поболее моего в таких вопросах разбирается и даст точный расклад, что теперь к чему.

Я отдал Йоганну распоряжение насчет окороков с коржиками и собрался покинуть кухню, где стояла немыслимая духота, но Литке остановил меня:

— Да, вот еще что. — Он приложил ладони к щекам. — Забыл совсем. Про вас ведь тут, эта, по лету спрашивали. Про всех вас и про каждого в отдельности.

— Вот ведь, — насторожился я. — А кто?

Глава 7

Вариантов была масса: и мастера заплечных дел из ордена Истины, и верные слуги короля Роя Шестого Отважного, которые без ведома повелителя решили сделать ему приятный сюрприз, и… Мало ли славных людей, которые желают мне лично добра? Да полно. И некоторые даже готовы потом оплатить мои похороны, главное, чтобы они состоялись.

Надеюсь, я переоцениваю весомость своей персоны, это было бы приятным заблуждением.

— Есть тут у нас такой Шульц, его еще называют Носатым Шульцем. — Йоганн открыл дверцу кухонной печурки, пошерудил в ней кочергой и подкинул в огонь пару поленьев. — Сын Марты Рейзен. Видят боги, нет в мире справедливости! Такой славной женщине достался эдакий сын.

— А что с ним не так? — поторопил я корчмаря.

— Все не так, — захлопнул дверцу тот. — Пропадает, эта, где-то по полгода, потом возвращается с полными карманами монет, в новых сапогах и с новыми шрамами. Гуляет без меры и остановки пару месяцев, да так, что весь Кранненхерст на ушах стоит, а после снова хвать — и, эта, нет его, как ветром сдуло. Да не то плохо, что парень молодой гуляет, это-то дело понятное, то плохо, что он других юнаков с собой сманивает. Ясно же, как и где он эти монеты добывает.

— На большой дороге, где же еще, — подтвердил я.

— Ну да, — кивнул Литке. — Так вот, по всему, он должен был как раз сейчас в деревню вернуться, никак не раньше, он в апреле тут о-го-го какой загул устроил, а по маю, эта, исчез. И тут — на тебе, летом заявился. Ходит, носом своим длинным водит. И ведь не один пожаловал, с собой еще дружков притащил, по виду — такие же бандюки, как и он сам. Один — длинный как колодезный журавель и с лица весь белый, ровно снег, другой — чернявый да кучерявый, и взгляд, эта, словно у пса цепного. Засели они у меня в корчме, знай местным забулдыгам пиво подливают да расспрашивают, что у вашего хозяина в замке творится да кто у него в учениках ходит.