День клонился к вечеру. Видимость в палате с каждой минутой становилась все хуже, а свет, как ни нажимал и ни дергал я выключатель на стене, не зажегся. Окно, как я определил еще утром, выходило на восток, а посему солнце, находящееся сейчас по другую сторону этого мрачного старого здания, посылало свои теплые вечерние лучи в чью-то чужую палату, не мою. Тени под кроватями сгустились, и тело на соседней койке выглядело все более зловеще. Почему они не забрали его отсюда? Неужели им не хватило целого дня, чтобы организовать транспорт? Еще немного, и труп начнет разлагаться, и тогда уж мне точно придется несладко. Я забрался с ногами на кровать и, словно гоголевский Хома Брут, стал ждать чего-то ужасного. К ночи, как известно, страхи обостряются, и бесчувственность с невосприимчивостью, отличающие нас при дневном свете, с наступлением темного времени суток уступают место тетушке-жути.
Когда я уже прошептал все известные мне молитвы и заклинания, уберегающие от мертвых и нечистой силы, и мне стало уже казаться, что покрывало на мертвеце зашевелилось, предвещая мистическую вакханалию, перед решеткой двери возникли два мужских силуэта. Еще через минуту зажегся электрический свет, включатель которого находился, как видно, снаружи, и в палату вошли двое санитаров с полотняными носилками, которые они развернули радом с койкой, где лежал покойник. На меня они никакого внимания не обращали и даже решетку оставили открытой. То ли их не предупредили, то ли им, занятым своей работой, было все равно, но небрежность их была налицо, хотя и неудивительна для общества без правил.
Сбросив покойного на носилки, санитары подняли их и, матерясь и пререкаясь друг с другом, понесли по коридору. Покрывало и полотняный мешок с вещами усопшего остались лежать на кровати.
Когда голоса их стихли, я осторожно выглянул из палаты, не сомневаясь, что увижу вездесущую старуху Герасимовну, которая, несомненно, обретается где-то поблизости. Халатность работников просто поражала: что могло быть сейчас проще, чем нейтрализовать старую, не ожидавшую нападения женщину и покинуть лечебницу?
Но старухи в коридоре не было. Не оказалось ее и в примыкающем к коридору переходе, куда я, дрожа от волнения, заглянул. Тогда я понял, что все будет зависеть только от моей ловкости и решительности.
Я действовал так, словно побег был заранее и в деталях продуман и даже отрепетирован. Быстро, насколько это было возможно, я натянул на себя штаны и тужурку покойного, которому они наверняка уж больше не понадобятся, и несколькими резкими движениями размял затекшие от долгого неподвижного сидения суставы. Найденные мною в мешке ботинки были слишком маленького размера, так что мне пришлось довольствоваться безобразными растоптанными тапками, оставленными кем-то для меня у кровати. По счастью, тапки были снабжены задниками, что значительно облегчало мне их носку. Согласитесь, что передвигаться по улице в шлепанцах было бы весьма проблематично.
