Как бы там ни было, а такое соседство нельзя было назвать приятным. Не скажу, что отношусь к покойникам предвзято или излишне эмоционально, но само осознание того, что он лежит здесь, а пути отхода перекрыты, распаляло воображение. Подумать только! От свободы меня отделяет лишь забранное решеткой окно да пара метров расстояния до земли, а я вынужден сидеть здесь голодным – кстати, почему до сих пор не принесли ничего поесть? – и надеяться, что труп не начнет читать мне нотаций, как в случае со злосчастным Аннучи! И что это, вообще, за практика, живых с мертвыми селить? Мало мне того, что я застрял черт знает где? Там, дома, меня уж скоро хватятся, но ничего не смогут сделать. Короче, как и вначале, вся надежда на профессора Райхеля.
И где же, в самом деле, завтрак? Ведь какой-то же паек мне причитается?! Или они там хотят, чтобы я присоединился к своему соседу?
Тут вновь раздались шаркающие неторопливые шаги в коридоре и вскоре показалась Герасимовна, выполнявшая здесь, видимо, всю ту работу, которой не обучают в училищах, попросту – черную. В руках ее была оловянная чашка с кашей, а вернее сказать – запаренным дробленым зерном, и стакан остывшего слабо-коричневого напитка, должно быть – местного чаю. Расстояние между прутьями решетки было достаточно большим, и старухе не пришлось отмыкать тяжелый замок, чтобы передать мне съестное. На мой вопрос, как долго мне еще ждать вызова, Герасимовна, получившая, видимо, инструкции на мой счет, ничего не ответила. Моя неуклюжая попытка пошутить по поводу ее тяжелой доли также не вызвала никакой реакции, и я, убедившись, что разговорить Герасимовну мне не удастся, отступился.
Каша была пригоревшей и горькой на вкус, но я, испытывая волчий голод, не отступивший даже перед лицом моего отчаянного положения, проглотил все до крошки, запив бурду теплой жидкостью из стакана. Насытить меня это не могло, но было все же лучше, чем ничего. Через пару лет продовольственное положение в этой местности станет еще хуже, и тогда уж заточенным здесь несчастным сумасшедшим не придется рассчитывать даже на это. Плохо, что для мертвого моего соседа ничего не принесли – вторая пайка пришлась бы мне кстати.
Постепенно я стал привыкать к наличию мертвеца на соседней койке, и пару раз даже обратился к нему, жалуясь на свою судьбу, проклятую истеричную девку-Алеянц и вонючую Полину Владимировну. Опасаться, что остывший человек предаст меня и тем самым усугубит мои муки, не приходилось. Потом я усовестился своего поведения (в конце концов, ему повезло еще меньше, чем мне) и оставил его в покое.
