Из дисплейного класса Олег вышел только под вечер, и теперь не один я обратил внимание на его вид. Лицо его осунулось, лихорадочный блеск глаз усилился, и, кажется, его пошатывало. Словом, у него был вид человека, проделавшего огромную работу. Вопросов, впрочем, ему никто не задавал, а сам он ничего не объяснял. До ужина он ненадолго отлучился в город, потом поужинал вместе со всеми и спать пошел в положенное время. Когда мы укладывались спать (я с ним жил в одной комнате), я попытался осторожно его порасспрашивать, но он отделывался ничего не значащими фразами, а потом прямо сказал, что болтовня ему надоела и он хочет спать. С этими словами он решительно выключил свет.
Я проснулся часов в пять утра с чувством какого-то беспокойства, приподнялся на локте и увидел, что постель Олега пуста, а на столике у изголовья, прижатая ночником, белеет записка. Я вскочил с кровати, включил, свет. На вырванном из блокнота листочке, который я до сих пор храню у себя как дорогую реликвию, была написана только одна фраза: «Пусть прошлое нельзя изменить из настоящего, ладно, но, по крайней мере, можно изменить будущее из прошлого…» И больше ничего. Подписи тоже не было. Я понял только одно — что-то случилось, и, как был в трусах, бросился к ангарам. Двери, ведущие в ангары из переходного тамбура, были открыты, а дежурный, конечно же, спал. Я растолкал его, мы вызвали кого-то из старших и втроем осмотрели парк машин. Не хватало хронокара из шестнадцатого блока. Это была любимая машина Олега Астрейки. Мы переглянулись.
— Ерунда, — не вполне уверенно сказал дежурный. — Очередная гениальная идея, как обойти законы. Попробует пару раз изменить прошлое, да и вернется. Энергии только жаль…
Но моя тревога не проходила.
— Нет, — ответил я, — тут что-то другое. Вот, прочтите…
Они прочли записку Олега. Переглянулись, пожали плечами:
— Все равно ничего не сделаем. Надо ждать.
Ждать пришлось недолго.
Бокс заполнило характерное шипение, и в нем возник хронокар.
Он оказался пуст, а на сиденье лежала еще одна написанная Олегом записка. В ней говорилось:
«Срочно! Очень важно! Умоляю (так и написано было — „умоляю“!), поверьте мне без объяснений и срочно свяжитесь с центром управления полетом. Пусть они передадут на „Полярную звезду“ следующее: „Тербиевые логисторы лежат в коробке за скалой со срезанной верхушкой, что в ста метрах от корабля“. Прошу вас, поторопитесь! Олег».
На этот раз тревога охватила всех нас. Мы разбудили нашего директора и рассказали ему все, что знали. Директор связался с городскими властями, и так по цепочке к утру наша история дошла до центра управления полетом. В центре долго колебались — передавать содержание записки экипажу «Звезды» или нет. Любые активные действия, в частности выход из корабля, приводили к потере драгоценного кислорода. И если бы сообщение оказалось ложным… Но к тому времени не было найдено ни одного реального пути к спасению, и записку прочли экипажу, предоставив ему самому решать — верить ей или нет. Экипажу терять было нечего. Двое надели скафандры высшей защиты и вышли из корабля. Все было, как и сказано в записке: коробку с логисторами они нашли за скалой со срезанной верхушкой…
