— А «Периметр» подпадает под сокращение, — продолжил Черненко. — Вот они и пришли посоветоваться…
— Ну и пусть советуются! Чего они тогда молчат? Говори, Михал Федорович!
Министр обороны переступил с ноги на ногу.
— Очень хорошая система, Леонид Ильич, такой в мире нет! Наши советские конструкторы ее придумали! Жалко ее резать да взрывать! Тем более, недавно развернули, люди уверенность почувствовали…
— Конечно, жалко: такую работу и — псу под хвост! — подхватил Толстунов.
Брежнев недовольно засопел.
— Так что вы предлагаете? Не выполнять договор? Это же не так просто: все под международным контролем…
Маршал откашлялся.
— Мы тут подумали, посоветовались, и предложение есть вот какое: всю систему уничтожить, как положено, а одну ракету тайно оставить на боевом дежурстве… По документам все будет правильно, комар носа не подточит… А одна «Р 36М» будет стоять в запасе — на всякий случай. Вдруг они нас обманут да первыми накроют?! Тут и получат!
— Вот вы что придумали… А что она одна сделает?
— Да разрубит Америку на две части, — вмешался главком РВСН. — Есть у них Панамский канал — он метров восемьдесят шириной. А то будет километровый пролив! Только плавать по нему будет некому!
— Гм… Ну… А конструкторы как считают? Получится такая комбинация под международным контролем?
Усов обычно отвечал первым, как старший и более опытный. Но сейчас он промолчал, явно пропуская младшего коллегу вперед.
— Получится, Леонид Ильич! — сказал Головлев.
И Усов кивнул, вроде поддержал.
— А ты, Константин, что скажешь? — продолжал сомневаться Генеральный секретарь.
— Михаил Федорович со мной советовался. Думаю, он прав. Мало ли что американцы задумают… Пусть у нас эта ракета как засадный полк в этой, как ее, битве.
— Гм… Так что, будем выносить вопрос на Политбюро?
Маршал Уваров едва заметно покачал головой.
Черненко доверительно нагнулся к заросшему волосами уху Генерального.
— Вопрос уж больно деликатный. Никаких официальных решений тут быть не может. Наш разговор в секрете должен остаться…
В кабинете повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь сопением хозяина. Черненко, различающий оттенки этого сопения, мог определить в нем оттенки недовольства. Остальные присутствующие, похоже, перестали дышать вовсе. Чувствовалось, что дело идет к провалу. Все знали, как это бывает — раздраженный взмах руки и окрик: «Куда вы меня втягиваете?! Забудьте всю эту ерунду!»
Но тут проиграла короткая мелодия и портсигар раскрылся. Генсек, потянувшись, схватил его, вынул сигарету, сунул в рот, прикурил от настольной зажигалки, жадно затянулся… Потом расслабленно выпустил дым кольцами и сказал:
