Она смотрела на меня сияющими глазами. Отчего бы им так сиять в ответ на мои слова?
— Спасибо,— сказала она.
— За что?
— За правду... Другим вы и не можете быть. За это я и люблю вас. Можно, я поцелую вас?
Чужая душа — потемки. Кто знает, что зреет там, в ее душе? Откуда, почему, зачем она появилась в моей жизни? У меня и без нее было достаточно забот и волнений. Мне казалось, что в ее поведении был какой-то наигрыш, какая-то экзальтированная неискренняя игра, ложь, я не верил ее словам, потому что не понимал, почему и зачем она играла в эту игру, какую преследовала цель. Но мне льстили ее слова, льстила осветленность ее лица, я едва переборол желание в ответ на ее «можно, я поцелую вас?» нагнуться и самому поцеловать ее в щеку.
— Не глупите,— сказал я,— прощайте, я устал...
Прошел день, другой, неделя, полмесяца прошли, она, слава богу, не появлялась: значит, утешилась, думал я, решила оставить меня в покое. Но как-то морозным, вьюжным вечером, когда и в квартире-то было холодно и мы с Аллой Дмитриевной, уложив Платона, смотрели какую-то детективную телевизионную историю, раздался телефонный звонок.
Алла Дмитриевна подняла трубку, спросила: «Да?» — и крикнула:
— Владимир Васильевич, тебя!
— Кто еще?
— Не знаю, не знаю,— с шутливой подозрительностью ответила она.— Женский голос. Кто бы это мог быть, а?
— Известно кто: молоденькая крохотулька-красотулька,— сказал я, спросил в трубку: «Да?» — и услышал голос дочери Аристарха Безденежных.
— Пожалуйста,— сказала она,— выйдите на пять минут, я стою возле вашего дома.
Я покосился на жену, она не слушала меня, смотрела в телевизор, сказал сухим тоном:
— Я занят, извините..
— Ну пожалуйста! — почти прокричала Ирина.
— Всего доброго,— сказал я и повесил трубку.
Настойчивость этой девчонки уже надоедала мне. Не хватит ли этой бесплодной игры? Наверно, я сам виноват, потому что ни разу не был с нею тверд, ни разу не сказал решительное «нет», тем самым как бы поощряя ее. Чего она хочет, чего ждет? Ничего? Так не бывает, потому что какую-то цель она все же преследует.
Я сел возле Аллы Дмитриевны, уткнулся в телевизор, но теперь ничего не понимал в детективной истории, которую смотрел. Прошло полчаса, нет, больше, около часа, и снова зазвенел телефон, и снова Алла Дмитриевна подняла трубку, спросила: «Да?» — и передала трубку мне.
— Опять крохотулька. По-моему, опять она же. Милый голосок...
— Слушаю,— ледяным голосом сказал я.
— Это снова я,— проговорила Ирина.
