- Не страшись, Аринушка. Сберегу твое чадо. В скиту заночуем, а вспять сама приведу. Вот те крест!
- Ну, если так, то ступайте с Богом, - смирилась Арина.
* * *
Второй месяц осени - зазимник>54 - оказался удивительно сухим, солнечным и теплым. Любава вышагивала в одном легком, темно-синем пестрядинном>55 сарафане и берестяных лапотках. На душе ее было светло и приподнято. Они с маменькой остались в Нежданке. То ль не радость? В родном-то месте никакая работа не страшна. И пусть не страшит их бабушка Фетинья: можно и без мужичьей руки прожить. И маменька, и она, Любава, здоровьем не обижены. проживут без затуги.
До скита путь немалый. Они пробирались то через хвойные, то через лиственные леса. В последних идти было легче: они гораздо светлее и наряднее. Березы, осины и клены красиво украшены багряными и золотыми листьями, радующими глаз. Листья медленно падают и мягко шуршат под ногами.
Фетинья присаживается передохнуть на пенек, оглядывает лес и благостно говорит:
- Экая лепота, голубушка. Такую диковинную лепоту токмо в грудень и увидишь. Зимой-то эти дерева стоят огольцами.
- Лепота, бабушка Фетинья. А мне и зимний лес нравен. Сосны и ели в снежных шапках, воздух серебряный и бодрящий, не надышишься.
- Никак, любишь лес, голубушка?
- Люблю, очень люблю, бабушка.
- Порадовала ты меня, чадо, зело порадовала. Для меня лес – дом родной. Жаль, что не так уж и долго остается мне зреть такую лепоту.
- Да ты что, бабушка? Вон как ты легко по лесу идешь. Тебе еще жить да жить…В скиту-то, поди, скучно. Так я, коль дорогу изведаю, тебя навещать стану. Молочка от Милки принесу. Без молочка-то худо.
- Спасибо тебе, касатка, - и вовсе теплым голосом произнесла Фетинья. - Чую, ласковая ты нравом. Вот и я такая до пятнадцати годков была, а затем…
Отшельница, словно спохватившись, тотчас оборвала свою речь. Лицо ее нахмурилось и, как показалось Любаве, даже ожесточилось.
- А затем что-то случилось, бабушка?
- Случилось, но токмо не по моей вине.
- Так ты поведай, бабушка, - простодушно попросила Любава.
- Тяжко о том рассказывать. Да и не надо знать тебе об этом… Пойдем-ка дале, голубушка.
Скит оказался на просторной солнечной поляне, со всех сторон охваченный пахучими разлапистыми соснами. Был он приземист, из малых четырех клетей, срубленных впритык.
Любаву поразила крыша. Была она выложена из дерна (дело для крестьянских изб привычное), но вся она проросла не только густым бурьяном, но и деревцами, посохшие корни которых сползали коричневыми, извилистыми змейками чуть ли не до нижних, потемневших от старости, сосновых венцов.
