Васька Грязной ненавидел бояр и князей, видя в них угрозу великому государю. Сколь их еще по городам сидит! Чванливые люди. Вот и ростовский боярин Юрий Ошанин[135], поди, тот еще гусь. По правде сказать, он не из бояр, а из дворян, но коль к владыке на службу перешел, то ныне и называется «владычным боярином». Теплое местечко нашел, Юрий Петрович. Доходное! Владыка занимается церковными делами, а его селами и деревеньками — «боярин» Ошанин. Наверняка, минуя архиепископа, большую деньгу в свою мошну отстегивает. Ну да от него, Василия Грязнова, ни одна полушка меж пальцев не проскочит. Троих подьячих с собой везет, — тертых, видавших виды. Великую мзду Ошанин отстегнет, дабы не угодить в опалу Ивана Грозного. Деньги сгодятся, они лишними не бывают. После Бога — деньги первые. Богатей, Василь Григорич!
На удивление Грязнова, владычный боярин встретил появление подручного Малюты без всякого страха и уничижения. Был спокоен, степенен, не суетлив. А ведь перед Грязным трепетали самые знатные сановники Москвы.
— Что за дело ко мне привело, Василь Григорич? Мню, по пустякам великий государь ко мне стольного дворянина не пришлет.
Грязной не любил ходить вдоль да поперек, а посему высказал напрямик:
— Архиепископ Давыд в опалу угодил. Велено мне владычные земли обозреть, нет ли на них какого изъяну.
Лицо Ошанина по-прежнему оставалось безмятежным.
— Изволь, коль на то есть царская воля.
— Есть, Юрий Петрович. И грамотка, и подьячие из Поместного приказа. Всё оглядим и опишем.
— Милости прошу, Василь Григорич. Когда по селам и деревням поедем?
— А с утра и поедем. А ныне я подустал с дороги. Потрапезую, да и ко сну отойду.
— Как тебе будет угодно, Василь Григорич.
Грязной любил сытные столы, уставленные изысканными блюдами. Если он приходил к кому-нибудь в хоромы, то хозяин с ног сбивался, дабы угодить влиятельному гостю. Сам Василий Грязной заявился! Первый подручный Малюты.
Юрий же Петрович и в данном случае не проявил должного рвения. Никаких особых изысканных яств на столе не оказалось.
«То ли скуп, то ли гостем пренебрегает, — не понял Грязной. — Но того быть не должно. Грязнова вся Русь страшится».
Царев доглядчик вылез из-за стола и высказал:
— Сделай милость. Прикажи в повалуше постельку застелить… Да вот еще чего… Пусть пригожая сенная девка застелет.
Юрий Петрович не выразил удивления. С древних времен на Руси существовал неписаный закон: коль гость пожелает сенную девку, отказа быть не должно. Должна прийти к нему самая пригожая, в богатом облачении и с чаркой вина на подносе.
