— Какой Сеитов? — насторожился царь.
— Тот, кой был воеводой в Ростове Великом.
— Что-о-о?.. Кто схватил?
Иван Васильевич гневно ухватился за посох.
— Сам пришел, великий государь.
— Сам?.. Что-нибудь изрекал?
— Молчит, великий государь. Лично-де царю всё доложу… Может, в Сыскной его?
— Впусти!
Сеитов вошел и отвесил царю земной поклон. Выпрямился и с трудом узнал Ивана Васильевича: царь изрядно постарел. Лицо одутловатое, морщинистое, глаза провалились, волосы головы почти начисто вылезли, борода (длинная, но жидкая) поседела. Однако глаза оставались все такими же суровыми и пронзительными.
Сеитов лишь единожды видел государя, когда тот был в полном царском облачению. Это было в большое празднество, Светлое Воскресение, когда царь шествовал в Успенский собор. На нем был «большой наряд», кой появился в 1547 году, с принятием Ивана Грозного царского титула. Платно[159] из турецкого атласа была покрыто алмазами, рубинами, смарагдами и жемчугом величиной с орех. Его венец (шапка Мономаха), так же украшенный драгоценными самоцветами, как рассказывали иноземцы, превосходил диадему его святейшества цареградского патриарха, короны королей Франции, Испании, Венгрии и Богемии…
Перед царем несли скипетр, знаменующий верховную власть. (При приеме же послов и других торжественных случаях государь держал скипетр в правой руке, а державу — золотой шар, увенчанный крестом — в левой. И держава, и скипетр также были богато украшены самоцветами.) Все блистало, переливалось. Вблизи на царский наряд невозможно было смотреть. Вот уж воистину шествует царь. Бог на небе, царь на земле. Никому не подвластен, опричь Христа, сына Божия[160].
В тот день государь показался Сеитову настолько величественным, что ему показалось: сам Господь спустился с небесного рая и теперь ступает к собору… И кого же он ныне воззрел? Едва ли не старика, облаченного в черную монашескую сряду[161].
— Ты, боярин, ступай.
Иван Васильевич, глухо постукивая по заморскому ковру посохом, неторопко прошелся по палате, а затем опустился в кресло.
— С какой же вестью ты посмел прийти ко мне, холоп?
Голос у царя надтреснутый и недружелюбный. Когда он гневался, то даже князей и бояр называл холопами.
По телу Сеитова пробежал озноб. Другой раз он встречается с царем, Государем всея Руси, и в другой раз волнуется. Но эта встреча пострашней первой. Тогда царь был приветлив и ласков, ныне же глаза государя холодны и враждебны. Еще минута-другая и царь кликнет своих удальцов и прикажет им отвести Сеитова на жестокую казнь. Иного и ждать нечего. Он, Сеитов, знал, для какой цели он пробился к царю. Но он примет смерть достойно, ведая, что никакого смертного греха за ним не водится. Надо унять волнение и спокойно выслушать приказ государя.
