— Дело касается лично великого государя.
— Ну, коль самого государя, шагай к крыльцу. Там стремянные тебя встретят.
Караульных стрельцов, кои постоянно несли службу в Кремле, начальник сыскного приказа Дмитрий Годунов об опале Сеитова не уведомлял: не полезет же скрывшийся из Ростова беглец в государев Кремль; однако один из служилых вдруг взбудоражено воскликнул:
— Братцы, слушок припомнил! Да то ж воровской человек! Царь на него опалу наложил.
— Опалу? Откуда изведал, Сенька?
— От холопа боярина Мстиславского. Такое брехать не станут.
— Вона… А ну хватай опального, братцы!
Караульные накинулись, было, на Сеитова, но Третьяк резко бросил:
— Царь указал лично к нему явиться. Дело необычайной важности. А кто помеху будет чинить, того государь накажет без пощады.
Караульные замешкались.
— Разбери тут… А пущай стремянные стрельцы решают.
Стремянные стрельцы (личная гвардия царя), выслушав о каком-то важном деле воеводы Сеитова, задерживать Третьяка не стали, однако один из них пошел доложить дворецкому боярину.
Дворецкий, Юрий Ромодановский, пришел в немалое изумление. Он-то ведал об опале Сеитова (правда, не знал истинной причины), но никто из опальных людей не имел права являться к великому государю без его распоряжения.
— Грамоту от царя имеешь?
— Грамоты не имею, Юрий Васильевич.
Ромодановский развел руками:
— Ну, тогда прикажу тебя в Сыскной приказ доставить.
Сеитов обладал здравым дальновидным умом, а посему тотчас уразумел, что Дмитрий Годунов немедля отправит его к Малюте, а тот найдет, что наплести царю о казненном беглеце. Надо во что бы то ни стало пробиться к государю.
— Воля твоя, боярин. Но промедление важного для царя известия чревато большой порухой.
Ромодановский не ведал, что и делать. Этот Сеитов, знать, и в самом деле о чем-то значимом намерен сказать царю. Понапрасну он бы в Кремль не заявился. За волокиту же ответит дворецкий. А царю лишь под гневные очи попади. Легче доложить, чем порядок нарушить. Но допрежь надо опального всего обыскать. К царю идет! Не принес ли какого-нибудь отравного зелья, дурных кореньев, не припрятал ли засапожный нож?
Набежали слуги и чуть ли не до гола Третьяка раздели. Даже костяным гребешком по кучерявым волосам головы пробежали. В таких пышных волосах всякую порчу можно пронести. Чист оказался дворянин.
И все же с тяжелым сердцем вошел Ромодановский в покои государя. Робко молвил:
— Прости, великий государь, но под твои светлые очи намерен предстать дворянин Сеитов, кой прибыл с каким-то известием.
