Иванка после некоторого раздумья молвил:
— Диковинное дело, воевода. Коль в опалу, то за измену. Наслушался я, как господ казнят. Ныне же невдомек мне. Ты, кажись, ни в какой порухе не виновен. И чего царь разгневался?
— Эх, Иванка. Не от царей ярмо, а от любимцев царских, — уклончиво произнес Третьяк Федорович.
— Аль опричник Грязной чего худого в воеводстве твоем сыскал?
— Сметлив ты, друже.
Впервые Иванка услышал к себе такое обращение, и его охватила беспокойство за воеводу.
— Надо ли на Москву поспешать?
— От судьбы даже каменной стеной не отгородишься.
— Так-то оно так… Но едешь ты к черту на рога, воевода. Москва опричниками кишит. Шапка-невидимка лишь в сказках придумана.
— Есть одна задумка, друже. Нам лишь бы до Зарядья добраться.
— До Зарядья?
— Место такое в Москве. Названье свое получило оттого, что находится за рядами лавок и тянется до самой Москвы-реки. Лихое место.
— Лихое?
— Проживают в Зарядье забитые нуждой ремесленники и мелкий приказный люд, кои всегда недовольны боярами. Чуть на Москве бунт загуляет — царь стрельцов кинет на усмирение. А бунтовщики укрываются в Зарядье. Там такие трущобы есть, что никакие сыскные люди бунтовщиков не отыщут.
Иванка глянул на облаченье воеводы и крутанул головой. Приметен Третьяк Федорович. Ехал он в летнем голубом зипуне дорогого сукна с золотными застежками. Под зипуном виднелась шелковая рубаха, шитая серебряными узорами. Бархатные малиновые портки были заправлены в белые сафьяновые сапоги с золотыми подковками.
— Опасно, воевода. Как же в таком виде через всю Москву пройти?
— Нищебродами или каликами перехожими прикинемся. Их стрельцы не досматривают. Калик же ныне по дорогам много бродит. Доберемся! — убежденно произнес воевода.
Первую ночь коротали в ямской избе — душной, прокисшей овчиной и вечно заполненной ямщиками, едущими с проездными грамотами по казенной надобности. Правда, ночлег давался непросто. Хозяин ямской избы, придирчиво оглядев оружных людей, строго вопросил:
— Кто такие, и куда путь держите?
— Едем из Ярославля в Троицкую лавру, но грамот с собой не имеем.
— На нет и суда нет. Проезжайте с Богом.
— В глухую ночь? Ошалел, хозяин, — недовольно произнес Третьяк Федорович.
— У меня в избе негде ногой ступить.
— А коль я тебе полтину серебром?
— Полтину? — недоверчиво переспросил хозяин избы, ведая, что за такие деньжищи можно купить целого быка на пропитание.
— Полтину, братец. Получай.
Хозяин цепко сгреб деньги в горсть, затем попробовал на зуб и, заметно оттаявшим голосом, молвил:
