Весь обратный путь Васька сыпал шутками и прибаутками, и до того развеселился, что Третьяк не выдержал и одернул:
— Да будет тебе, Василь Григорич!
— Помолчу, помолчу, Третьяк Федорыч.
Однако в Ростове Васька с воеводой не распрощался.
— Совсем запамятовал, Третьяк Федорыч. Голова, что решето. О дельце одном надо бы потолковать. Лучше в твоих хоромах.
— Как тебе будет угодно, — молвил воевода, но на душе его почему-то потяжелело.
Васька не стал заходить издалека: щука в мереже, в воду не уйдет.
— Понравилась тебе девка?
— Опять ты за свое, Василь Григорич. Я к себе ее не звал.
— Да будет хитрить, воевода. Узрел ты девку на купальне и слуге своему шепнул. Вот она, улуча час, и пожаловала. Кровь-то играет, хе. И ничего в том зазорного нет. Я бы сам такую девку не упустил.
— Ты меня о девке на разговор позвал, Василь Григорич? Не желаю больше о ней слушать!
— Не серчай, воевода. Дело не в девке… Попал ты, как сом в вершу.
— Это ты о чем?
— Да о том, Третьяк Федорыч, что царь тебя за ложь не пощадит.
«Ведает! — словно молнией поразило Третьяка. — Малюта Скуратов проговорился. Но то ж беда!»
— За какую ложь? — цепляясь, как утопающий за соломинку, переспросил Третьяк.
— А ты будто сам не ведаешь? Нешто запамятовал, о чем царю в спальне говорил?
Сеитов побледнел. Кончилось его воеводство. Да и не только воеводство. Царь жесток и злопамятен. Доказывать свою неповинность тщетно. Промеж сохи да бороны не сохранишься. Быть голове на плахе.
— Ишь, как тебя перевернуло. Да ты шибко не переживай, Третьяк Федорыч. Я ведь не злодей, как все обо мне думают. Агнец божий! Мне твоя смерть совсем не потребна. Посидим мирком да поговорим ладком, всё и утрясем.
— Чем буду обязан за твое молчание, Василь Григорич?
— К истине речь клонишь, Третьяк Федорыч… Сущий пустячок. О денежках потолкуем. Кому — Богу на свечу, царю — на подати, а мне на пропитание. Обнищал за последнее время, но много не запрошу.
— Моим годовым жалованьем, надеюсь, будешь доволен?
Васька поднялся из кресла и, сотворив плутоватую рожу, широко осклабился.
— Шутник же ты, Третьяк Федорыч. Совсем дешево свою жизнь оцениваешь. Такой-то молодой да видный, коему еще десятки лет на белый свет глядеть да девок ублажать. Шутник!.. Тыщу рубликов! Тыщу!
Воевода посмотрел на Грязнова ошарашенными глазами.
— В своем уме, Василь Григорич. Да мне таких сказочных денег и за десять лет не скопить.
— Не прибедняйся, Третьяк Федорыч. Коль жить захочешь, сыщешь.
