— Так ить, живот — не лукошко: под лавку не сунешь.
— Истинно, староста. Опричь хлеба святого да вина проклятого всякое брашно приедчиво, — присловьем на присловье ответил Третьяк Федорович и добавил:
— Умеют же русские люди красное словцо вставить.
— Да уж палец в рот не клади, — поддакнул староста. — Поговористых мужиков, что комарья в лесу. Ростовский же люд особливо речист. Чего только не услышишь на торгах.
Ели снедь, запивали вином, перекидывались малозначительными словами, а Курепа всё поджидал, когда же воевода заговорит о деле. Не ради же одного ужина он приспел. И вот тот момент наступил. Вытерев рушником рдеющие, очерченные губы и откинувшись на спинку дубового кресла, воевода спросил:
— Слышал, Демьян Фролович, у тебя искусная рукодельница живет.
— Живет, воевода, — насторожился Курепа, и тут его осенило. Не зря, выходит, вчера (как поведала супруга) воеводская ключница приходила. Всё вынюхивала, высматривала, с Полинкой толковала. И супруга — вот уж кому надо рот веревочкой завязывать — всё старухе выложила. Дура! Ума ни на грош… А ныне о златошвейке начал воевода пытать.
— Тогда с просьбой к тебе, Демьян Фролович. Надумал я в хоромах кое-что подновить. Златошвейка надобна. Может, отпустишь?
— Да я… да я бы с превеликой охотой, воевода, но Полинка мне порядную грамоту подписала. На десять лет порядилась.
— Эка невидаль. Порвешь грамотку — и вся недолга.
— Извиняй, воевода. Не могу древние устои рушить. То великими князьями и царями заведено. Никто не волен старину ломать.
— Да ты что, Демьян Фролович? — подивился Сеитов. — Ничего и ломать не надо. Я ж не даром помышляю златошвейку к себе забрать. За все десять лет уплачу. Такими сделками ныне никого не изумишь. Не тебе о том сказывать.
— Понимаю, воевода. Но на кой ляд тебе большими деньгами сорить, коль моя мастерица все заказы тебе исполнит. Куда дешевле обойдется.
— Дабы заказы выполнить, Демьян Фролович, надо в хоромах быть и мерки ведать. У тебя, к примеру, поставец в два аршина, а у меня в три с четвертью. Покрывальце-то совсем другое надо ладить. А накроватницы, полавочницы? Многое хочу обрядить. Не бегать же по семь раз на день к твоей мастерице.
— Разумею, воевода. Лишние хлопоты.
— Так, сговорились?
— И рад бы, но рукодельницу отпускать повременю.
Земский староста так уперся, что хоть режь его на куски. Не зря про таких говорят: упрямому на голову масло лей, а он всё говорит, что сало. Ну, никак не хотел скуповатый Курепа лишаться немалых доходов! Изделья Полинки даже иноземные гости, не торгуясь, разбирали.
