- Представляешь себе, ночью в этом дворце мы остаемся вдвоем. Она через губу желает мне доброго сна, отправляется в свою спальню и запирается на ключ...
В его лихой голове такое не умещалось, его душа и плоть не мирились с таким оборотом. Я пробовал вселить в него уверенность:
- Нет таких крепостей...
- Брось ты, товарищ Сталин не о бабах высказывался,— резонно возражал Костя.
Нас с Костей связывали отношения, которые трудно, вероятно, понять сегодня.
Годом раньше, в дни Курской битвы, ранения свели нас, нескольких молодых офицеров, в одной медсанбатской палатке.
Началось наступление, медсанбат находился в движении, поток раненых не оскудевал, врачи валились с ног. Не всегда хватало бинтов, сломался аппарат для переливания крови, не было того, другого. Разумнее было бы нам согласиться на эвакуацию в полевой госпиталь. Но мысль оставить свою дивизию, расстаться представлялась дикой. Мы по-братски ухаживали друг за другом, помогали один другому передвигаться. Более крепкие кормили с ложечки того, кто послабее.
Мучили раны, у меня не могли извлечь осколок из локтевого сустава, повязки задубели от крови. От крови влажнело сено, на котором мы валялись в обмундировании, с пистолетом под полевой сумкой, заменявшей подушку. Но в палатке случались минуты — стоны сменялись хохотом. Старший лейтенант Костя Сидоренко, тогда еще замкомбата, читал по-украински единственную книгу, чудом попавшую в нашу палатку,— «Хіба ревуть воли, як ясла повні» Панаса Мирного. Он сыпал украинскими шутками-прибаутками, недурно пел...
Когда большинство ребят из нашей компании выписалось, я, посоветовавшись с Валей Оселковым (батальонным фельдшером), надумал покинуть медсанбатский кров.
- Я тебя сам доведу до кондиции, — заверил Оселков. — У меня в энзэ немецкий стрептоцид.
Он выполнил обещание — залечил мою мучительно долго не заживавшую рану. Последний раз мы с ним мельком виделись третьего августа на пути от Львова к Сану. Четвертого он погиб...
Когда Костю Сидоренко назначили командиром батальона — это произошло, коль память не изменяет, весной сорок четвертого, — он собрал нашу уже начавшую редеть медсанбатскую компанию. Устроили выпивон, пели песни.
В большом западноукраинском селе мы с Костей оказались почти соседями, иной раз встречались дважды на дню. Его батальон получил пополнение, забот ему хватало. Но каждый раз он сокрушался:
- Я и так и эдак, ординарец каждое утро букет доставляет, а она — хоть бы хны. Молодая же, налитая, как персик.
