- Если вам это известно, — деликатно уточнил капитан.
Хозяин не делал секрета из своих скудных сведений.
Крайний справа в цивильном — Степан Бандера, украинский вождь. Арестовывался «за Польшей», сидел в знаменитой Березе-Куртузкой. Гитлеровцы его тоже посадили.
Крайний слева — Мельник. В немецком мундире, поскольку делает ставку на немецкую армию. Усач посредине — Бульба. О нем хозяину ничего толком не известно.
Получалось, что оуновское движение неоднородно. Но как тогда три лидера уживаются на одной символической гравюре? Многое оставалось неясным. Хотя старик рассказал нам больше, чем можно было надеяться.
Сын его и дочь вовсе не угнаны немцами, но прячутся в лесах. Относительно сына последнее время ничего не известно. Дочь-учительница где-то неподалеку. Убежденная сторонница Степана Бандеры, активистка Организации украинских националистов.
Старик не осуждал своих детей, но и не одобрял их. Оуновские идеи его не увлекали. Однано не рождали протеста, скорее — сдержанное сочувствие. Дочь он бранил за чрезмерную активность — не бабьего ума дело. Родителям хватает волнений из-за сына — так и она туда же.
Советская Армия не вызывала у него ни гнева, ни одобрения. Такова уж судьба Западной Украины — чуть война, через нее какие только армии не шествуют. У всех свои заботы, всем наплевать на здешних жителей. У всех одно: «Давай, давай».
Я вслушивался в искреннюю, мне казалось (и сейчас кажется), речь хозяина, зажавшего в сухих ладонях стакан бимбера, но не пригубившего из него. Он воспринимал сущее как печальную и неотвратимую неизбежность для своей земли, своих близких, не вникая в геополитические тонкости, в споры, какие не однажды велись в этих стенах. Он относился скорее всего к пассивно сочувствующим Бандере, Украинской повстанческой армии, куда ушли сын и дочь. С такими еще предстояло не однажды встречаться. Но я не предполагал, что в самое ближайшее время столкнусь с совсем другим восприятием этой проблемы.
Поднимаясь из-за стола, Дмитрий Павлович смущенно спросил: правда ли, что он похож на хозяйского сына?
- Як Бога кохам.
На правах командира батальона Костя Сидоренко занял лучший дом на нашей сельской улице. Прямо-таки виллу: балкон, застекленная веранда, высокий с витражами мезонин.
- Это еще что, — распалялся Костя, — ты бы поглядел внутри. Я вхожу, сапоги скидываю — паркетный пол. Офонареть!
В доме оставалась одна хозяйка, вернее — хозяйская дочь лет двадцати. Красавица, каких свет не видывал. Свет, может быть, и видывал, но Костя — никогда. Несмотря на свой опыт выдающегося ходока.
