Не нами ли подтверждается правило: тайна (в том числе и необъявленной войны) всего прочнее сохраняется теми, кто в нее не посвящен и, как черт ладана, ее сторонится?
Мы настолько привыкли к политическим убийствам, что не всегда верим в естественную смерть. Едва Андрей Вышинский отдал концы, поползли слухи о самоубийстве, возможно — убийстве. Послепутчевские самоубийства крупных цековских чиновников, близкого им маршала вызывают у многих сомнение.
В этом смысле Польша — показательная страна. Таинственные умерщвления с политической подоплекой тут вошли в обыкновение. Некоторые из них связывались с оуновским подпольем, затянувшейся необъявленной войной.
Когда я собирал материал о генерале Сверчевском, сведущие люди, многозначительно понижая голос, вопрошали, что я думаю о таинственной гибели генерала в Бещадах.
Я уклонялся от ответа. Не по причине скрытности — не знал, что думать. Однако знал нечто, не подлежащее огласке. Не ахти какие секреты, но вещи, о которых по тем временам не полагалось говорить и, конечно, писать. Подобно всякому советскому автору и я привык к усеченной правде. Далеко не во все надо посвящать читателя.
Да не покажется странным, но именно такая привычка помогла мне находить точки соприкосновения с человеком совсем другой судьбы — Каролем Сверчевским. Вот уж кого отличали скрытность, двойной стандарт! Только не от природы, а по крутой необходимости.
Вопреки распространенной версии, он отправился в Испанию не как посланец Коминтерна, к которому был причастен, но как осведомленный работник Главного разведупра. Вплоть до последних своих дней ему нередко приходилось выступать едину в двух лицах. Будучи вице-министром национальной обороны Польши, числился советским генералом, направленным в спецкомандировку.
Сверчевский сам избрал свой жребий, надеясь приносить пользу. Так, как он эту пользу понимал. Пусть страна, куда его, варшавского токаря, занесла судьба, страна, которую он преданно любил, тоскуя, однако, по своей Польше, не падет жертвой военного нашествия.
Он жалел разноплеменное коминтерновское братство, парней и девушек, слетевшихся со всего света в столицу мирового пролетариата, жалел — и упорно, методично готовил из них советскую агентуру, лазутчиков, для которых приказ Центра выше любых нравственных норм.
Он был среди немногих трезво оценивающих военную ситуацию в Испании, не верил ни в политическую трескотню, ни в достоверность информации, идущей в Москву, ни в мудрость распоряжений Кремля. Не веря в чудеса, с холодной истовостью стремился добиться чуда, командуя сперва интербригадой, потом — испанской дивизией. Единственный советский кадровый офицер, удостоившийся такого поста, небывалой славы. «Таинственной силой Коминтерна» нарекла генерала Вальтера английская газета.
