Становилось очевидным: аресты в Львове и Киеве, московский процесс Синявского и Даниэля — звенья единой цепи удушения культуры, высвобождающейся мысли. Но и противостояние будет нарастать.
В том же шестьдесят шестом году, 29 сентября, Виктор Некрасов вместе с толпами киевлян отмечал, вопреки воле властей, 25-летнюю годовщину трагедии в Бабьем Яру.
Именно здесь отцы города планировали создание спортивно-увеселительной зоны.
Не такими уж они были первопроходцами, эти отцы города.
Сообщения из газеты «Русское слово» за 1914 год.
«Одесса, 20 февраля. Лекционному комитету запрещено чтение лекций «Шевченко и его творчество».
«Киев, 26 февраля.«Союз русского народа» с Голубевым во главе спустился на Подол и с криками «Бей жидов!» стал разбивать палками и камнями витрины еврейских магазинов на Александровской улице».
«Киев, 27 февраля. На Владимирской улице появилась группа студентов-«союзников», окруженных бандой мальчишек-оборванцев. Один из студентов бросил на землю портрет Шевченко и начал топтать ногами, потом прикрепили портрет к экипажу и стали бить портрет. Возмущенные очевидцы позвали полицию. Но студент Голубев с группой оборванцев появились у городского театра и сожгли портрет Шевченко на глазах у толпы».
Сегодня Рух — едва ли не главная сила украинского возрождения — определил свое отношение к другим народам и нациям: русский на Украине должен себя чувствовать лучше, чем в Москве, Ленинграде или Нью-Йорке, еврей — не хуже, чем в Москве или Тель-Авиве, Нью-Йорке, поляк — лучше, чем в Варшаве или Чикаго. И только тогда украинцы имеют право дома себя чувствовать не хуже, чем в США или Канаде.
- Пропаганда, — говорят руховцам.
- Идеализм,— уточняют они, добавляя: — Русские на Украине не ущемлены, «Память» не привилась.
Все это так. По крайней мере было так. Пока не зацвели цветочки. Осенью 1993 года львовская газета внесла ясность:
«Все знают, что каждый украинец на три головы выше любой другой национальности, но мы должны добиваться, чтобы быть выше на десять голов».
Когда доходит до «выше на три головы» (или десять), любая национальная идея вырастает в угрозу ближним и дальним соседям, одновременно уподобляется бумерангу, что, возвращаясь, приносит неотвратимую беду своему народу.
Виктор Некрасов не был каким-либо «фобом» или «филом». Но был нормальным русским писателем, все отчетливее сознававшим: любая национальная дискриминация к добру не ведет. Если понимать под добром подлинную демократию, то приходится помнить: начинается она с преимущественного уважения к национальному меньшинству. На Украине, например, к русским.
