Необъявленная война | страница 48



Капитану бандеровцы не слишком симпатичны, среди них, похоже, хватает профашистского сброда. «Как почти во всяком массовом движе­нии»,— уточнил капитан.

Но не в том вопрос, кто ему симпатичен, кто не симпатичен. Вопрос в методах решения проблем. Самых разных.

Надо было отыграться за провалы первых дней войны — поставили к стенке Павлова. На ком-то отыграются и за здешние неудачи, не желая понимать: тут удача невозможна. Гитлер прос... войну из-за своей полити­ческой тупости. Фашизм всегда туп...

Вчера капитан видел, как в аптеке неподалеку офицер вызвал заведую­щего и посоветовал ему снять портрет маршала Жукова. В фойе гарнизон­ного Дома офицеров портрет Жукова исчез недели две назад.

Если отодвигают в сторону, то вполне вероятно, готовят арест. Арест полководца, отбившего наступление на Москву и взявшего столицу рейха. Каша заваривается крутая.

Одним не простят фронтовых неудач, другим — фронтовой славы.

Мне лестно было бы сказать: я думал точно так же. Но нет у меня для того оснований. Я был подавлен не только фактами и прогнозами, но и от­кровенностью малознакомого человека. Провокация?

На кой черт провоцировать? Кому я нужен? Хотели бы замести, обош­лись бы без детективных сюжетов.

- Не вздумайте держать меня за психа или провокатора, — предупре­дил капитан, видя, что я растерян и не спешу соглашаться с ним.

Стараясь угадать ход моих мыслей, капитан не слишком внятно объяс­нил: им движет обыкновенное сострадание. Ему не по себе, сводит с ума всеобщая слепота. Люди, увидевшие наконец, что их взрастили на лжи о собственной стране и о чужих странах, не могут, не хотят, не умеют рас­статься с обманом. Страшатся расставания. Сами лезут в пасть кроко­дила.

- Каким надо быть, извините меня, дураком, чтобы катать рапорт за рапортом об увольнении из рядов победоносной Советской Армии, коли ко­мандование по каким-то своим мудрым соображениям либо по причине пол­ного их отсутствия удерживает вас в кадрах!

- Но что в том предосудительного? — не выдержал я.

В его взгляде мелькнуло какое-то подобие сострадания. И он принялся устало перечислять.

Прежде всего упорство, наводящее на мысль, что офицер не желает служить в войсках, ведущих боевые действия против УПА, возможно, в душе почему-то ей сочувствует.

Упорство автора рапортов трактуется как попытка дезертирства. Мо­лодой офицер сообразил наконец, чем занимаются здесь полки, как они сражаются не только с организованными отрядами, но и с пацанами. Офи­цер, видите ли, не желает иметь с этим ничего общего, хочет жить с чисты­ми руками.