Майор Спицын Филипп Тимофеевич сидел в закутке с узким окошком. Встретил он меня обычным «Привет, привет». Подвинул табуретку. «В ногах правды нет». Держался, как всегда, приветливо, с едва уловимой дружеской насмешливостью. Не то чтобы чувство превосходства, но сознание собственной посвященности в тайну, недоступную прочим.
Тайна была сногсшибательная: я живу на конспиративной квартире бандеровцев. Ни больше, ни меньше.
Когда прошла оторопь, смекнул: кому-то из начальства приглянулась квартира, выдворят меня, выселят хозяйку с матерью — и «пожалуйста, товарищ полковник».
В таком духе и ответил лысому майору, вызвав у него откровенную досаду.
- Неужели мы стали бы гнать тебя из этой с... комнатушки? — осуждающе удивился он. — За кого ты нас держишь?
Поскольку риторические вопросы не предполагают ответа, я промолчал. Но сдаваться не собирался.
Перестраховщики они, в своем СМЕРШе. Всюду видят врагов народа и шпионов. Моя хозяйка — жена врача, его мобилизовали в нашу армию в первые дни войны. Он скорее всего погиб. Но жена никаких уведомлений не получала. Я сам помог ей сочинить письмо-запрос в ГУК, послал его через наш штаб.
Майор Спицын Филипп Тшлофеевич, не перебивая, с состраданием во взгляде выслушал меня. Потом учинил разгром по всем пунктам.
Мужа хозяйки никто не мобилизовывал в Советскую Армию, удивительно, что она прибегает к такой бесхитростной, легко опровергаемой лжи. Он жив-здоров. Находится в одном из оуновских отрядов, действующих в окрестных лесах. По агентурным сведениям, регулярно навещает женушку. На квартире — пункт сбора и обмена информацией. В непосредственной близости от советского офицера, страдающего не только, как говорил товарищ Сталин, дурацкой болезнью беспечности, но и лишенного чувства самосохранения, свойственного даже кошкам.
Потеря бдительности — неизбежное следствие победы в войне. Диалектика, как учат классики марксизма-ленинизма, обязывает в каждом явлении замечать положительные стороны и отрицательные. Война не кончилась, мировой империализм не разбит, националистическое отребье поднимает голову. И т. д. и т. п.
Эта часть речи майора Спицына напоминала монолог полковника Гусева. Установка, видимо, уже выработана. Каждый аранжировал ее в зависимости от собственного понимания, а главное — своего поста. Подбивая бабки, майор вернулся к тому, с чего начал: я должен освободить комнату. Иначе он не ручается.
- За что не ручаетесь? — изумленно переспросил я.
