Когда до торчащего посреди дороги креста оставалось менее сотни метров, неожиданно громыхнул взрыв, окутавший значительный участок дороги густым облаком гари и падающий с неба земли.
Аракчеев не поверил своим глазам и вопросительно взглянул на замершего на месте Ермолова. Последний лишь схватился за голову и заскрипел зубами. Вызвавшийся мстить экипаж, разбросанный взрывом мины, горел вместе с ушедшей в кувет БМП. От расплескавшейся соляры горела земля.
— Жив, сукин сын! — вскрикнул Алексей Петрович, отрывая от глаз бинокль. — Саперы! Ко мне, бего-ом!
От собравшейся толпы «зрителей» торопливо отделились двое бойцов с щупами и прочей атрибутикой саперного дела.
— Давайте, сынки, — не строго, а скорее жалостливо, умоляюще попросил командир роты. — Аккуратненько… Только аккуратненько… Тропиночку сначала проложите… Потом всю дорогу проверим… Жив, сукин сын!.. Вот я тебе задницу-то надеру!..
Старший лейтенант, молчаливо следящий за происходящими событиями по-прежнему сидя на земле около своей грязной лужи, снова приложил к правому глазу монокль снайперского прицела. Облако гари медленно развеялось, но черный коптящий дым от огненных луж все еще струился над дорогой — что сильно мешало видеть. Накренившийся БМП, разорванные тела десантников, коптящие лужи солярки и сидящая на земле, покачивающаяся из стороны в сторону и держащаяся за голову широкоплечая фигура сержанта Грекова.
— Жив, — криво улыбнулся Аракчеев. — Жив…сукин сын…
Проверив дорогу на наличие других мин, саперы разрешили подойти остальным солдатам. Как курица-наседка, майор Ермолов взволнованно суетился среди собирающих тела сослуживцев бойцов, отдавая никому не нужные распоряжения:
— Осторожнее, ребятки… Бережнее…
Трое солдат принялись снимать с креста капитана Зуба. Положив крест на землю, они бережно, словно стараясь не повредить Петра Александровича, вынимали вбитые в древесину скобы. Перешептываясь, будто не желая разбудить командира канувшей в историю развегруппы, бойцы обращались с обезображенным телом, как с живым человеком. Никто не стеснялся застилающих глаза слез, лишь недовольно бурча на то, что эти же слезы мешали работать.
Помогая вывести с места развернувшейся трагедии сильно контуженного сержанта Грекова, старший лейтенант Аракчеев достал пачку сигарет и закурил, жадно затягиваясь и тем самым загоняя то и дело снова прорывающийся к горлу комок тошноты.
— Прости, командир, — все дорогу до блокпоста бормотал сержант. — За зря пацанов подставил… Должен же был понимать, что они выманивали… на мины… Суки, звери…
