— Я сейчас, Тут лестница, — сказал Сережа, чувствуя, как у него подгибаются ноги.
В комнате Зинаиды было чистенько, уютно. Булькала вода в никелированном электрическом самоваре. На большой кровати возвышалась пирамида подушек, прикрытая кисеей, светился экран телевизора. Показывали завод, литейное производство. Напротив телевизора стояло глубокое кресло с широкими подлокотниками.
— Садись, — показала Зинаида. — Все книжки прочел?
— Все, — ответил Сережа, не слыша и не понимая, что он говорит.
Зинаида прошла мимо него к самовару, не прошла, а прошуршала платьем, посмеиваясь и позвякивая посудой. Чашки с чайными ложечками в них она пронесла на круглом черном подносе, расписанном под палех. Зажурчал кипяток из краника. Зинаида обернулась, посмотрела на Сережу долгим взглядом.
— Тебе сколько лет-то?
— Шестнадцать. — ответил Сережа.
— Давно шестнадцать?
— Давно.
— Как давно?
— В августе. Двадцать пятого будет, — честно признался Сережа и покраснел.
Зинаида засмеялась, заколыхалась всем телом. Ей пришлось поставить поднос с чашками на подоконник, не то расплескала бы чай на пол. Сережа смущенно улыбался. Он хотел соврать, но не получилось. И оттого, что он хотел соврать и не соврал, легче сразу стало на душе.
— Не научился врать, значит, — сказала Зинаида, ставя чашки на стол. — Ну, ничего, научишься. Врать, Сереженька, надо вовремя. Тебе сколько ложек сахару?
— Две. Две ложки, пожалуйста, — сказал Сережа, и это «пожалуйста» относилось не к сахару, а к чему-то другому. Словно бы он извинялся и говорил: «Извините, пожалуйста». И Зинаида его поняла, не засмеялась, не усмехнулась, кивнула ласково:
— Пей! Варенье бери. Давай сама положу. — Она положила в розеточку варенья из банки и с неожиданной тоской в голосе спросила: — Чего там хорошего в книжках пишут? Чего вы их все читаете? В жизни-то разве не лучше? Вот, в жизни-то?
Сережа перестал пить чай. Он не знал, что ответить, потому что понимал — Зинаида спрашивает его про книжки, а имеет в виду что-то другое. Все-таки он хотел ей сказать, что думает про книжки, но не сказал, засмущался, встал неловко, отодвинул стул.
— Ну, я пошел.
— Иди, — сказала Зинаида бесцветным голосом.
Третья интермедия стенгазеты «Борозда»
На нашем трудовом паспорте написаны слова: «Мой труд вливается в труд моей республики».
Что это значит?
Ведь наш труд кажется крохотным по сравнению с трудом целой республики.
Но таких, как мы, тысячи!
Каждый школьник должен положенное время отработать в школьной бригаде.
