Из глаз бедолаги полились обильные слезы. Он размазал их по лицу и, вспомнив о сорванце, которого преследовал, развернулся, чтобы дальше погнаться за ним, но куда там: пацаненок свое дело сделал - увел толстяка по тротуару подальше от машины. А сейчас игра была закончена, он свернул, перемахнул через загородку и понесся по взгорку вверх.
Толстяк тоже перелез через загородку, но сил у него хватило лишь на несколько метров. Он развернулся и поплелся к ревущему потоку машин. Его шатало, ноги подгибались, костюм почти уже весь промок от пота, полные щеки горестно обвисли, сделали лицо молодого толстяка совершенно дряхлым, старческим, губы приплясывали.
- М-мэ-э-э! - немо промычал толстяк. Он был потрясен.
С трудом перевалив через оградку, щекастый монументом встал посреди тротуара, беспомощно поглядел в одну сторону, потом в другую, лицо его расстроенно дрогнуло, поползло вниз, он опустился прямо на тротуар, обхватил руками колени и горько заплакал.
Первой к толстяку подскочила какая-то сердобольная тетушка, склонилась над ним, заговорила участливым голосом. Она не видела, как у толстяка угнали машину. Толстяк продолжал трясти щеками, по лицу его ручьями текли слезы.
- Я ее... я ее... - он давился словами, дергал плечами, помогая себе, но никак не мог выговорить фразу до конца, - я ее...
- Что ее? - озабоченно спрашивала тетушка. - Или кто это "ее"? Может, вам помочь?
- Не надо-о, - слезно протянул толстяк, удрученно покрутил головой. Слезы струились по щекам, скатывались на подбородок, с подбородка на костюм. Костюм был совершенно мокрый. - Я её не застраховал.
Наконец-то ему удалось одолеть трудное слово и выговорить всю фразу. Непослушный рот у щекастого продолжал плясать.
- М-мэ-э-э! - снова завыл он, но это было Женьке Каукалову уже неинтересно.
Вечером Каукалов купил бутылку столичной водки с нарядной, очень красочной этикеткой, колбасы, вкусно разложенной на пластиковой дощечке под плотной прозрачной пленкой, полкилограмма формованной бельгийской ветчины, банку испанских маслин и две длинные французские булки.
Придя домой, разложил это богатство на столе.
- Ма, я хочу отметить свой приход из армии! - прокричал он на кухню.
Мать, полная, с обрюзгшими формами - так часто бывает с перестающими следить за собою женщинами, - беззвучно выплыла из кухни:
- Да ты вроде бы уже наотмечался! - озабоченно произнесла она, поднесла руку к плоскому, с мелкими чертами, лицу. - Вчера отмечал, позавчера отмечал. И послепозавчера... Народу вон сколько у тебя перебывало!
