— А у вас были видения?
— Нет, но, поскольку мой отец в ночь накануне своей смерти был предупрежден своим отцом, что умрет, я предполагаю, что я и мой брат также обладаем способностью наших предков, так как ничего предосудительного мы не совершили, чтобы потерять этот чудесный дар.
— Эта способность принадлежит только мужчинам из вашей семьи?
— Да.
— Странно!
— Но это так.
Я оглядел молодого человека: разумно и спокойно, полный достоинства, он говорил мне о казалось бы совершенно невозможном, и я повторил вслед за Гамлетом:
There are more things in heav’n and earth, Horatio,
Than are dreamt of in your philosophy.
[1]В Париже я принял бы такого молодого человека за мистификатора, но здесь, в глубине Корсики, в безвестном маленьком селении, он скорее выглядел простаком, искренне заблуждающимся, или существом, наделенным способностью, которая делала его более счастливым, а может, и более несчастливым, чем другие люди.
— А теперь, — спросил он после долгого молчания, — знаете ли вы все, что хотели узнать?
— Да, благодарю, — ответил я, — тронут вашим доверием ко мне и обещаю вам сохранить тайну.
— Боже мой, — сказал он, улыбаясь, — да в этом нет никакой тайны: любой крестьянин в селе поведает историю, которую я сообщил вам. Я лишь надеюсь, что брат мой не будет никому в Париже хвалиться нашим чудесным даром. Это не приведет ни к чему хорошему: мужчины будут открыто смеяться, женщины — впадать в истерику…
При этих словах он встал, пожелал мне спокойной ночи и вышел из комнаты.
Я заснул не сразу, хотя и устал, а когда уснул, сон мой был неспокойным.
В своих снах я смутно вновь увидел тех, с кем я днем встречался в реальности, но все они действовали как-то странно и беспорядочно. Лишь на рассвете я спокойно заснул и проснулся, когда раздался звук колокола, который, казалось, звенел у меня в ушах.
Лежа в постели, я дернул свой колокольчик, потому что мой цивилизованный предшественник позаботился о том, чтобы шнурок колокольчика можно было достать рукой — роскошь, единственная в своем роде во всем селении.
Вскоре появился Гриффо с теплой водой.
Я отметил, что Луи де Франки достаточно хорошо вымуштровал своего камердинера.
Люсьен уже дважды спрашивал, не проснулся ли я, и объявил, что в половине десятого, если я не подам признаков жизни, он сам войдет в мою комнату.
Было двадцать пять минут десятого, и, следовательно, он вот-вот должен был появиться.
На этот раз он был одет на французский вкус и даже с французской элегантностью. На нем был черный редингот, цветной жилет и белые панталоны, ибо к началу марта на Корсике уже давно надевают белые панталоны.
