Корсиканские братья | страница 27



— Почему?

— Потому что это будет действительно слишком нескромно. Однако я вас предупреждаю, не настаивайте, иначе я за себя не отвечаю.

— Ну хорошо, спрашивайте: нет ничего хуже неудовлетворенного любопытства, оно естественно порождает разные предположения. А из трех предположений по крайней мере два весьма невыгодны для того, о ком идет речь, и весьма далеки от истины.

— Успокойтесь, мои самые оскорбительные на ваш счет предположения сведутся к тому, что вы, вероятно, колдун.

Молодой человек рассмеялся.

— Черт! — сказал он. — Вы и из меня сделали любопытного, подобного себе. Говорите, я вас сам об этом прошу.

— Хорошо. Вы были весьма любезны и разъяснили все, что мне было неясно, кроме одной загадки. Вы мне показали прекрасное оружие с историческим прошлым, на которое я попросил бы у вас разрешение еще раз взглянуть перед отъездом…

— Итак, это первое…

— Вы мне объяснили, что означают эти надписи на прикладах двух карабинов.

— Это второе…

— Вы мне объяснили, как благодаря феномену вашего рождения вы испытываете, даже находясь в трехстах льё от вашего брата, те же чувства, что и он; без сомнения, и он остро чувствует ваши переживания.

— Это третье.

— Увидев, как вы мучаетесь от тревоги, вызванной тем, что с братом явно происходит что-то неприятное, госпожа де Франки взволнованно осведомилась у вас о том, жив ли ваш брат, и вы ответили: «Если бы он был мертв, я бы это знал».

— Да, верно, я так ответил.

— Пожалуйста, если только объяснение будет доступно непосвященному, объясните мне ваши слова, прошу вас.

По мере того как я говорил, лицо молодого человека принимало столь серьезное и значительное выражение, что последние слова я произнес нерешительно.

И после того как я замолчал, наступила тишина.

— Хорошо, я вижу, что был бестактным, — сказал я ему, — давайте считать, что я ничего не говорил.

— Нет, — произнес он, — но дело в том, что, как человек светский, вы относитесь ко всему в какой-то мере недоверчиво. И я опасаюсь, что вы сочтете суеверием существующее на протяжении четырехсот лет старинное предание нашей семьи.

— Послушайте, — возразил я ему, — уверяю вас, что касается легенд и преданий, то трудно найти человека, который бы верил в них так, как я. И особенно безоглядно я верю в невозможное.

— Так вы верите в сверхъестественные видения?

— Хотите, я вам расскажу, что произошло со мной?

— Да, это придаст мне смелости.

— Мой отец умер в тысяча восемьсот седьмом году, следовательно, мне тогда не было и трех с половиной лет. Когда врач объявил о близкой кончине больного, меня переселили к старой кузине, жившей в доме, который стоял между двором и садом.