Иван Карамазов как аллюзия на Люцифера: приметы родства в статуарных констатациях
Состоявшееся в предыдущей главе обозрение укрепило нас и в уверенности, что библейские аллюзии участвуют в характеристиках самых разных ситуаций и самых разных персонажей. Не стал в этом смысле исключением и главный герой нашего исследования Иван Карамазов.
Рассмотрение уже этих «персональных» библейских аллюзий, «сопровождающих» нашего провинциального философа, более того, прямо «участвующих» в порождении и развитии сложных характеристик его личности и судьбы, мы, как это не однажды бывало, обречены предварить некоторыми необходимыми оговорками.
В общем виде возможность все большего погружения в тайны мученической души мятежного героя Достоевского давно уже, конечно, угадывалось некоторыми нашими предшественниками. Закономерность и даже предопределенность такого подхода не сразу, однако, обернулись прямой реализацией подозреваемых в нем продуктивных потенций. По условиям времени исследователи вынуждены были, что называется, «скрывать» свои библейские ощущения в косвенных указаниях на метафизическую, так сказать, природу романа.
В литературоведении давно уже сложилась устойчивая традиция соотносить образ Ивана Карамазова с целым рядом масштабных, знаковых персонажей мировой литературы, их признанным достоинством поверять его особое бунтарство.
