— Можешь забирать меня…
Сколько пролежал на снегу, не помню. Помню лишь то, что, когда в моей груди запекло, а голова стала точно шар раздуваться, я, все еще продолжая испытывать невыносимый стыд, чуть-чуть привстал на колени и пощупал воздух. А потом, встав во весь рост, помахал руками. К моему удивлению, мои руки сеть не опутала.
«Ну почему, почему я так страдаю? — думал я, продвигаясь вперед. — Ну мало ли какие могут быть случаи.
…Вполне допустимы и врачебные ошибки. Вон у главврачихи несколько больных умерло, и ничего».
Вечерело. «Ну почему, почему я раньше не сказал ему? Мол, Вася, изменись, не так надо жить…» — в который раз я судил себя.
Остановившись у своего дома, я привычным движением толкнул заснеженную калитку. Она приоткрылась, только чтобы меня пропустить. Лопатой я кое-как отгреб снег от крыльца и зашел в дом. Печь еле тлела. Расшуровав ее, я подбросил уголька и поставил на плиту чайник.
Двухкомнатный домик, в котором я жил, принадлежал лесничеству. В самой маленькой комнатенке хранились веники и метлы, а в чуть большей, с отдельным выходом, жил я. Домик был бревенчатый, очень старый, щелястый. Половицы скрипели. Доски на полу неровные, и я часто спотыкался о них.
Но жить в домике мне все же было нескучно, так как почти все кошачье население нашего поселка дневало и ночевало в моем подполье. То ли их притягивал запах моих лекарств, особенно валерьянки, которой пропиталась вся моя комната, то ли им нравился лесной, пряный аромат березовой лозы, из которой были сделаны веники и метлы, в которых мыши любили жить.
Дверь комнаты, где хранились метлы и веники, была обита железом, на ней во всю ширь был перекинут широченный засов, на засове висел пудовый замок, ключ от которого давным-давно потерял сторож. Трудно сказать, для чего у этой двери был приставлен сторож. Много лет он сторожил, сам не зная чего. Кем-то придумана была эта должность. Вот и занимали ее из года в год, чтобы зазря она не пропадала. Сторож мало сторожил дом, в основном бегал по своим делам. После чего поздним вечером, подойдя украдкой к дому, он мелом писал по железу число, месяц, год и фразу «сторожил страж такой-то».
Веники и метлы мне не мешали. Наоборот, та стена, за которой они хранились, всегда была теплая. Ну а мышам из-за постоянной борьбы с кошками было пока не до меня. Свою дверь на замок я не закрывал, так как красть у меня было нечего. Три кожаных чемодана были набиты монографиями и учебниками. Дорогой модной одежды у меня не было. Во-первых, ее некогда было носить, а во-вторых, я считал неловким приходить к больному разнаряженным. Поначалу «гости» посетили и меня. Первым долгом они кинулись к чемоданам, но как глянули на медицинские цветные иллюстрации… тут же и сгинули, оставив мне на память старое ружье и топор.
